не обязательно должны быть основаны на правде. Отныне истинным становится не то, что действительно произошло или происходит, а то, во что верят. Истории об угрозе. О змееголовых людях, полукоровах-полубыках. Об эне-ми, которые имеют на нас зуб и стремятся убить нас безвозмездно, врасплох. Людей-террористов, чья сила заключается в том, что они преодолели в себе инстинкт жизни и могут умереть, предпочтительно убивая других. На самом деле новый вид войны, совершенно планетарный, уже, по-видимому, начался и разворачивается на всех фронтах, неустанно навязываясь нам извне. Мы ни в коей мере не несем ответственности ни за ее причины, ни за ее ход, ни за экстремальные ситуации, которые она порождает.

Ее стоимость в финансах, крови и телах, как говорят, неисчислима. Утверждается, что если мы не сможем остановить ее или уничтожить наших врагов, то она неизбежно приведет к гибели идей, которые еще недавно мы считали священными. Поскольку мы находимся в положении жертвы внешнего нападения, мы имеем право на ответный удар, тем более что такой удар - это просто, если все сказано и сделано, почетная форма законной защиты. Если в ходе такого возмездия наши враги или народы и государства, которые предоставляют им убежище или защищают их, будут уничтожены, это будет не что иное, как справедливая расплата. Разве не они, в конечном счете, являются носителями своего собственного разрушения?

Все эти истории объединяет одно: нормой стало жить мечом. В том числе и в демократических странах политическая борьба все чаще сводится к тому, кто сможет разработать наиболее репрессивные меры перед лицом вражеской угрозы. Не только современная война изменила свое лицо. В ходе специальных операций, проводимых официально созданными вооруженными силами, предполагаемые враги уничтожаются с холодным расчетом, в упор, без предупреждения, без выхода и без риска, что враги могут нанести ответный удар. Убийство - это не только повод для мимолетного залпа. Оно знаменует собой возвращение к архаичному режиму функционирования, в котором больше не существует различий между либидинальными влечениями, как таковыми, и влечениями смерти как таковыми. Чтобы встреча Ид с моралью могла произойти без ответа, другой действительно должен навсегда уйти из моей жизни. Является ли акт убийства невинных гражданских лиц с помощью беспилотника или посредством пусть и высокоточных авиаударов более чистым, более моральным или более клиническим, чем перерезание горла или обезглавливание? Убивает ли человек террора своих врагов за то, что они есть, и только за это? Отказывает ли он им в праве на жизнь за то, что они думают? Действительно ли он хочет знать, что они говорят и что делают, или ему достаточно того, что они находятся рядом, вооруженные или нет, мусульмане или нечестивцы, местные жители или нет, в неподходящем месте и в неподходящее время?

Общая атмосфера страха также подпитывает идею о том, что конец человечества, а значит, и мира, уже близок. Однако конец человечества не обязательно означает конец мира. История мира и история человечества, хотя и переплетены, не обязательно будут иметь одновременный конец. Конец людей не обязательно приведет к концу мира. Напротив, конец материального мира, несомненно, повлечет за собой человечество. Конец человечества откроет другую последовательность жизни, возможно, "жизнь без истории", поскольку понятие истории было неотделимо от понятия человечества, настолько, что когда-то считалось, что единственная история - это история человечества. Сегодня это уже явно не так. И вполне возможно, что конец человечества лишь подготовит почву для истории мира без людей; истории без людей, но с другими живыми существами, со всеми следами, которые оставит после себя человечество; в любом случае, это будет решительно история в отсутствие человечества.

Строго говоря, человечество, возможно, придет к состоянию всеобщей нежизнеспособности, но конец человечества не будет означать конца всех мыслимых концов. Возраст человечества не полностью совпадает с возрастом мира. Мир старше человечества, и эти два понятия вряд ли можно объединить. Без мира не будет человечества. Но вполне возможно, что некая фигура мира переживет человечество - мир без людей. Будет ли этот мир без людей открыт облачным ангелом, спускающимся в полном составе с небес, с радугой на голове, лицом, подобным солнцу, и ногами, подобными огненным столбам, никто не может сказать. Будет ли он стоять правой ногой на море, а левой - на земле? Никто не знает. А стоя во весь рост на море и на земле, поднимет ли он руку к небу и поклянется ли Тем, Кто населяет век веков? Многие люди верят в это. Они действительно верят, что времени больше не будет, но в день трубы седьмого ангела Божья тайна будет завершена.

Они предвкушают конец, который предвещает окончательное прерывание времени, или же вступление в новый режим историчности, характеризующийся потреблением божественного. Бог перестанет быть тайной. Теперь можно будет приобщиться к его неопосредованной истине в самой абсолютной прозрачности. После долгого разделения завершенность, конечность и откровение наконец воссоединятся. Время, природа которого состоит в том, чтобы завершиться, сделает это, чтобы наступило другое время, бесконечное. Переход на другую сторону наконец-то станет возможным. Наконец-то можно будет оставить позади, с этой стороны, время конечности и смертности. Таким образом, в основе технологически коннотированного политического насилия нашего времени лежит идея о существовании освобождающей силы, которая взорвется почти из небытия, когда конец будет действительно достигнут.

Терроризм - независимо от того, что под этим названием подразумевается, - не является фикцией. Как и оккупационные войны, и кампании по борьбе с террором и повстанцами, которые якобы направлены на борьбу с этим терроризмом. Террор и контртеррор - это, по сути, два лица одной и той же реальности, отношения без желания. Террористический активизм и антитеррористическая мобилизация имеют более чем одну общую черту. Оба они наносят удар по закону и правам в самом их основании.

С одной стороны, террористический проект направлен на разрушение правового общества, глубинным основам которого он объективно угрожает; с другой стороны, антитеррористическая мобилизация опирается на идею о том, что только чрезвычайные меры позволят победить врагов и что государственное насилие должно быть способно безоговорочно обрушиться на этих врагов. В этом тексте приостановка прав и отмена гарантий, защищающих индивидов, представляются как условие выживания этих самых прав. Иными словами, право не может быть защищено законом - его может защитить только неправо. Считается, что для защиты правового государства от террора необходимо нанести насилие закону или конституировать то, что еще вчера рассматривалось как исключение или как откровенное беззаконие. Рискуя превратить средство в самоцель, любое начинание по защите правового государства и нашего способа существования рассматривается как абсолютное использование суверенитета.