быстро, как до этого возник возле столика, Лев Иванович сказал:

— Кажется, вокруг нас что-то назревает. Неспроста все эти вопросительные взгляды, акции только для нас и перешептывания, — кивнул он на соседний столик.

К двоим мужчинам с их этажа присоединились еще трое — две женщины и мужчина. Теперь они сидели и, наклонившись друг к другу, о чем-то тихо переговаривались, изредка бросая взгляды на столик, за которым сидели сыщики с женами.

— Наверняка Кирьянов вчера уже успел заочно нас представить всей этой писательской братии, — предположил Станислав. — Ведь если бы не убийство, то сидели бы мы сегодня в десять часов в конференц-зале и отвечали на разные вопросы относительно нашей работы.

Официант принес заказ, и все занялись завтраком, на время оставив все разговоры и об убийстве, и о предстоящем расследовании. Хотя то, что не обсуждали утреннее происшествие, вовсе не означало, что все о нем забыли. Во всяком случае, Лев Иванович все время видел перед собой бледное личико Ольги и ее умоляющий взгляд. Все ее заверения, что она не убивала мужа, выглядели, по мнению Гурова, вполне убедительно. Но вот то обстоятельство, что у нее не было на время убийства твердого алиби и пистолет был найден именно в ее сумочке, перевешивало для Гурова слова о невиновности.

Лев Иванович прекрасно знал, как хорошо порой могут преступники изображать невиновность. В его практике бывали случаи, когда жены, хладнокровно убив мужей, могли вполне реалистично падать в обмороки, заламывать в отчаянии руки и заливаться безутешными слезами.

В его профессии оперативника не было места для чувств и эмоций. Все доказательства виновности или невиновности строились только на неопровержимых фактах, уликах и свидетельских показаниях. Да, возможно, современные методы поиска преступника и предполагают наличие профилирования — составления психологического портрета преступника, его привычек и индивидуальных особенностей, но Гуров привык больше доверять материальным свидетельствам, чем прогнозам, какие бы умники и профессионалы их ни составляли. Хотя в интуицию он, конечно же, верил. Но опять же, в интуицию, основанную на многолетнем опыте и на знании всех доказательных и вещественных аспектов в деле, на знании мотивов преступника, которые и привели его к преступлению.

Вот и теперь он, тщательно, но машинально пережевывая пищу, размышлял обо всем, что было ему известно об убийстве Кирьянова на этот момент. Лев Иванович все больше приходил к выводу, что однозначного мнения на сей счет он не имеет, и до этого однозначного мнения ему еще очень даже далеко. Мотив убийства пока что не просматривался, а поэтому говорить о том, виновата Ольга или нет, не имело ни малейшего смысла.

— Э, простите, еще раз…

Из задумчивости Гурова вывел знакомый уже голос. Он поднял голову и увидел, что перед их столиком стоит все тот же бородач, что ехал с ними в лифте, а рядом с ним — женщина в сарафане линялого голубого цвета с огромными воланами на груди и довольно безвкусной шляпке с огромными полями. Дама натянуто улыбалась, пытаясь выглядеть приветливой, но ее небольшие глазки настороженно и оценивающе бегали по лицам и нарядам сидевших за столиком Гурова женщин.

— Разрешите представиться, — протянул мужчина руку для рукопожатия, но как-то неопределенно, словно не зная, кому ее лучше протянуть — Гурову, Крячко или кому-то из их жен. — Игнат Иванович Переделкин. Это мой псевдоним, — быстро пояснил он. — А это, — он повернулся к стоящей рядом женщине, — Ирина Яковлевна Реус. Не знаю, слышали ли вы эти фамилии, — нервно рассмеялся он. — Но, впрочем, я не к тому веду. Мы, знаете ли, писатели. Детективы пишем. Впрочем, — снова повторил он это слово, — мы уже слышали о вас от Евгения Петровича… Да. Кирьянова.

— Послушайте, Игнат Иванович, что вы, в самом деле, мямлите как маленький, — вмешалась Реус. Она недовольно посмотрела на Переделкина, а потом, взглянув на Гурова и Крячко, прямо заявила: — Мы бы хотели просить вас заняться расследованием этого неприятного дела.

— Мы — это вы и Игнат Иванович? — скрывая улыбку, поинтересовался Станислав.

— Мы — это все писатели, которые находятся в этом, — она небрежно махнула в сторону входа в отель рукой, — доме, в этой гостинице. Мы не верим в виновность Ольги Михайловны. Мы все знаем ее уже не один год и готовы заявить, что она замечательный человек и не способна на такие вот…

Дама, не находя, по-видимому, нужного слова, покрутила кистью руки в воздухе.

— Да, мы не верим, — эхом отозвался Игнат Иванович.

— А почему вы решили, что мы согласимся расследовать? — Гуров серьезно посмотрел на Переделкина и Реус. — Мы тут в отпуске и не имеем полномочий. К тому же расследованием уже занимаются местные оперативники.

— Ах, — Ирина Яковлевна закатила глаза. — Местные. Какой-то там капитан непонятный и молоденький мальчик, который недавно школу закончил. Что они могут раскрыть? А вы, — она торжественно взглянула на Крячко и Гурова, — вы полковники как-никак, да еще и из Москвы, из Главного управления.

— А вы весьма осведомлены, Ирина Яковлевна! — удивленно приподнял бровь Гуров. — Даже мы не знаем звания оперативника, ведущего расследование.

— Хм, — улыбнулась довольная собой Реус. — Профессия, знаете ли, обязывает. Я ведь, кроме того, еще и журналистка, — с пафосом добавила она.

— Ах, вот как! Ну, тогда мне многое понятно, — Гуров не удержался от иронии и, чтобы не выдать себя улыбкой, откинулся на спинку стула и опустил голову.

— Что понятно? — не понял Переделкин и посмотрел на Реус.

— Лев Иванович имеет в виду, что понял мой намек, — загадочно ответила Ирина Яковлевна.

— А вы на что-то намекали? — В голосе Игната Ивановича пробивались нотки обиды из-за того, что он не смог разгадать игры своей коллеги.

Реус промолчала, за нее ответил Гуров:

— Даже если мы возьмемся за расследование, я не думаю, что мы будем рассказывать вам обо всем, что узнаем, — сказал он.

— А вот с вами мы бы с удовольствием переговорили, — улыбаясь, добавил Станислав Крячко. — Наверняка у вас и ваших коллег по перу найдется много интересного на тему взаимоотношений в писательской среде, и в частности, с Кирьяновым Евгением Петровичем. Может, вы даже знаете некоторые подробности его личной жизни. Ведь ратуете же вы за Ольгу Михайловну по какой-то причине.

— По какой-то причине… — фыркнула Ирина Яковлевна. — Причина одна — эта женщина не могла убить своего мужа, она его просто боготворила.

— Ну, это не аргумент, — все так же улыбаясь, ответил Крячко. — В нашей практике мы повидали всякого.

— В любом случае я так думаю, что вы более компетентны и сможете разобраться в этой истории лучше, чем… — Ирина Яковлевна не договорила, давая понять, что и так все понятно.

Внимательно наблюдавшая за диалогом Мария, взглянув на мужа, поняла, что он готов ответить назойливой даме резкостью, и решила вмешаться.

— Знаете, — сказала она миролюбиво, посмотрев на Реус, —