осталась одна. Он все делал по-своему и в результате лишил меня возможности устроить свою личную жизнь.

— А такое было возможно? — спросила я. — Я имею в виду, обрести семейное счастье.

— Да. «Счастье было так возможно»… Эти бессмертные пушкинские строки из «Евгения Онегина» могут стать эпиграфом к моей истории. Хотя я и не Татьяна. Я могла выйти замуж за Влада, давнего друга Константина. Правда, такая возможность была очень давно, и еще неизвестно, что могло получиться из нашего брака. Однако Константин все взял в свои руки, как всегда… И нам с Владом ничего не оставалось, как покориться. Для меня все это прошло не бесследно.

— Ну, разумеется, — заметила я.

— Мне даже пришлось лечиться в психоневрологическом диспансере, — продолжала Валентина. — Меня положили туда в очень плохом состоянии. Я была, можно сказать, на грани. Причем больше всего на меня подействовало даже не то, что мы с Владом расстались. Меня просто убил тот факт, что Влад смирился и не стал противоречить решению, которое в отношении нас принял Константин. Он просто подчинился брату, как и все. Позже у меня возникло пристрастие к алкоголю. Но я взяла себя в руки. Ведь, по большому счету, Виолетта, кроме меня, никому не нужна. Кто ее поддержит, если девушка не нужна даже собственным родителям.

— Я вижу, вы очень беспокоитесь о судьбе своей племянницы, Валентина Вячеславовна, — заметила я.

— Да, вы абсолютно правы. Вот именно поэтому я и прошу вас, Татьяна Александровна, не мучить ее допросами. Очень прошу.

Женщина с мольбой посмотрела на меня. В ответ я покачала головой:

— Валентина Вячеславовна, я понимаю ваши чувства, но, к сожалению, мне необходимо поговорить с вашей племянницей. Этого требует расследование убийства вашего брата.

На глазах Валентины Пантелеймоновой выступили слезы.

— Тогда у меня есть заявление, — решительным тоном заявила женщина. — Я хочу сказать, что убийцей Константина, своего старшего брата, являюсь я! Этого достаточно для того, чтобы не допрашивать Виолетту? И вообще — закрыть дело?

Валентина вопросительно посмотрела на меня.

— Валентина Вячеславовна, зачем вы это делаете? — спросила я. — Как вы не понимаете, что ваше признание на словах мало что изменит? Полиция будет вынуждена проводить следственные эксперименты, как и полагается в таких случаях, для того чтобы удостовериться в подлинности ваших показаний. Однако сразу могу сказать, что орудие убийства — предположительно, нож — так и не было найдено. Что вы на это скажете? Вы должны знать, где именно он может находиться. И вы также обязаны предъявить его следствию.

Валентина Пантелеймонова молчала.

— В данный момент я не могу предъявить его, — наконец сказала женщина.

— Почему же?

— Потому что я его выбросила, — тут же ответила Валентина.

— Куда же именно вы его выбросили? — не отставала я от Пантелеймоновой.

Конечно же, я прекрасно понимала, что сестра Константина Пантелеймонова сознательно берет вину на себя. Правда, непонятно, с какой целью она это делает. Можно, конечно, предположить, что Валентина изо всех сил старается защитить свою племянницу Виолетту. Но с чем связано такое рьяное желание? Может быть, Валентина внушила себе, что только она одна на всем белом свете способна позаботиться о своей племяннице? Тем более мне просто необходимо встретиться с Виолеттой Пантелеймоновой и допросить ее.

— Так куда же вы выбросили нож, Валентина Вячеславовна? — повторила я свой вопрос.

— Не помню. Выбросила и не запомнила, куда именно, — достаточно равнодушным тоном произнесла женщина.

Все это напоминало какой-то фарс. Валентина даже не пыталась придать правдоподобности своим словам, хотя и понимала, что я ей не верю.

Ладно, сделаю вид, что принимаю ее заявление всерьез.

— Значит, выбросили нож и не запомнили место, куда именно, — резюмировала я. — Ладно, я услышала вас, Валентина Вячеславовна, и приняла к сведению ваше заявление. Однако с вашей племянницей Виолеттой мне все равно придется встретиться.

— Но как же так?! — почти закричала женщина. — Я же призналась в том, что убила Константина!

— Вашего признания недостаточно, я уже вам об этом говорила.

Валентина Пантелеймонова замолчала. Я видела, что женщина сильно напряжена, можно сказать, до предела. Сестра Константина напоминала сейчас сильно сжатую пружину.

— Послушайте, Валентина Вячеславовна, я вижу ваше искреннее желание помочь следствию. Но не нужно наговаривать на себя. Все это только сыграет на руку истинному убийце и поведет следствие по ложному пути. Поверьте мне. Я поняла вас, и я сочувствую вам. Представляю себе, как вам было тяжело все эти годы. Вероятно, ваша ненависть к Константину Вячеславовичу на самом деле была очень сильной.

— Вы себе даже не представляете, до какой степени я его ненавидела, — прошептала женщина.

— Но сейчас вы должны успокоиться и попытаться вспомнить все, что произошло на дне рождения вашего брата. Существует вероятность, что этим вы поможете следствию.

— Но я же уже сказала, что рано покинула гостей. Константин мне приказал, а я не могла ослушаться его, — горько улыбнулась Валентина Пантелеймонова. — Я уже спала, когда все это… произошло. Меня разбудил приезд полицейских. Я вам уже об этом рассказывала.

— Да, да, я все помню. Вы сказали, что уже спали. У вас, стало быть, хороший сон? Нет никаких проблем с засыпанием? — спросила я.

— Вроде бы нет. Засыпаю я и в самом деле достаточно быстро. Только я принимаю снотворное.

— Вам его назначил врач?

— Да, конечно. Без рецепта такие препараты в аптеке не отпускают.

— Скажите, Валентина Вячеславовна, Константин Вячеславович интересовался скачками, заездами? В общем, все, что связано с ипподромом.

Я решила перевести наш разговор на другую тему и заодно разведать о том, что мне стало известно из компьютерного файла.

— Да, Константин еще с юности увлекался скачками и сам принимал в них участие.

— А Владислав, его друг детства?

— Он только делал ставки. А вот Григорий — это водитель Константина — и сам был в молодости был хорошим наездником, и сына своего приобщил.

«Значит, все то, что я нашла в компьютере, является правдой», — подумала я.

— Ладно, Валентина Вячеславовна, — сказала я, вставая и вынимая из сумки свою визитку. — Здесь написаны мои телефоны. Если что-нибудь вспомните, позвоните мне.

Женщина взяла кусочек картона и вдруг сказала:

— Я готова сознаться, Татьяна Александровна. Я должна сделать заявление.

«Господи, еще одно заявление? И снова самооговор?»

— Валентина Вячеславовна, мы ведь с вами все уже проговорили, — сказала я. — Я вам объяснила ситуацию, надеюсь, вы поняли меня. Зачем же возвращаться к старому?

Валентина Пантелеймонова покачала головой:

— Нет, Татьяна Александровна, я сейчас не об этом. Я хочу сознаться совсем в другом. Я очень вас прошу меня выслушать.

— Хорошо, говорите, я вас слушаю.

— В общем… я должна