Вкратце рассказав свою историю, теперь он пытался добиться сочувствия Адалинды, что стояла, хмурясь и не поднимая на него глаз. Тысячью изъявлений страсти и знаков нежной привязанности старался он тронуть ее сердце. В конце концов, разве не его она любит? Не с ним ли виделась ночью на балконе виллы Спины? Здесь он беззастенчиво прибег к тем аргументам, что почти безотказно действуют на нежные женские сердца. Он напоминал, как бурным потоком изливалась навстречу друг другу их любовь – и щеки Адалинды окрашивал румянец; но все прочие чувства побеждал в ней ужас перед самозванцем. Он клялся, что, едва узы брака соединят их, он освободит Фердинанда, вернет ему доброе имя и титул – да что там, если она пожелает, и все состояние! Она холодно отвечала, что скорее разделит с невиновным его цепи, чем с преступником – его преступление. Она потребовала вернуть ей свободу – но тут неукротимая, даже зверская натура, направившая обманщика на преступный путь, вырвалась наружу: страшные проклятия обрушил он на ее голову и поклялся, что она не выйдет из этого замка иначе, как его женой. Эта откровенная злоба и сознание своей власти ужаснули Адалинду; в глазах ее засверкало отвращение. Куда легче было бы ей умереть, чем в самой малости уступить человеку, хоть на миг давшему понять, как радует его несокрушимая власть над беззащитной женщиной, оказавшейся в его руках! Адалинда поспешно вернулась к себе, с чувством, словно едва ускользнула от занесенного меча убийцы.

Немного поразмыслив, она нашла способ бежать прочь из этого ужаса. В гардеробной замка с незапамятных пор хранился наряд пажа ее матери; паж внезапно скончался, а костюм с блестящим шитьем, ни разу не надетый, остался здесь. Переодевшись в костюм пажа, Адалинда подобрала наверх и спрятала под берет роскошные темные локоны и даже, с каким-то горьким чувством, закрепила на перевязи дополнение к костюму – кинжал в ножнах.

Затем бесшумными шагами проскользнула по тайному коридору, соединяющему ее покои с замковой часовней. Давно отзвенел колокол, призывающий к вечерне – он звонил обыкновенно в четыре часа; стоял ноябрьский вечер, и не приходилось сомневаться, что не менее получаса прошло после захода солнца. Ключ от часовни у Адалинды был; миг – дверь открылась от прикосновения; еще миг – дверь захлопнута, ключ повернут в замке, и она свободна. Вокруг высятся поросшие лесом холмы, звезды тускло мерцают в небесах, воет меж замковых стен холодный зимний ветер; но страх перед врагом победил все иные страхи, и Адалинда – нежная маркиза, ни разу в жизни не отходившая от дома пешком далее чем на одну или две мили, – теперь в каком-то безудержном восторге бросилась куда глаза глядят по каменистой горной тропе; она шла много часов, пока не стоптала до дыр туфли, не натерла себе ноги и не перестала понимать, куда идет. Рассвет застал ее посреди горного падубового леса: справа и слева – отроги Апеннин, и не видно ни людей, ни человеческого жилья.

Адалинда устала и проголодалась. С собой она взяла золото и драгоценности, однако не у кого было обменять их на еду. Ей вспоминались истории о banditti – но страшнее любых злодеев казался тот, от кого она бежала. Эта мысль, недолгий отдых и глоток воды из чистого горного родника вернули ей толику мужества, и она продолжила путь. Приближался полдень; а на юге Италии полуденное солнце, не скрытое за облаками, даже в ноябре опаляет жаром, особенно тяжким для итальянок, привыкших скрываться от его лучей. Слабость овладела Адалиндой. В горных склонах, мимо которых лежал ее путь, кое-где виднелись отверстия, заросшие лавром и земляникой; в одну такую пещеру она вошла, чтобы там отдохнуть. За одной глубокой пещерой последовала другая, а за той – обширный грот, в который проникало солнце; посреди его стоял грубо сколоченный стол, а на столе – разное угощение, виноград и бутыль вина. Адалинда с тревогой огляделась – вокруг никого. Она присела за стол и, по-прежнему дрожа от страха, немного поела; затем облокотилась на стол, опустила голову на маленькую белоснежную руку, и густые черные волосы ее, выбившись из-под берета, упали на лоб и рассыпались по плечам. Весь вид ее воплощал усталость и дремоту; нежные черные глаза по временам – стоило ей вспомнить о своем жестоком жребии – наполнялись слезами. Причудливый, но изящный наряд, женственные формы, красота и прелесть этой задумчивой девы, сидящей в одиночестве посреди первобытной природы – все составляло чудную натуру для художника и картину для поэта.

– Она казалась существом из иного мира; серафимом – ангелом света и красоты; Ганимедом, бежавшим с небес на родную Иду. Не сразу узнал я, глядя со склона холма, в этом чудном создании свою потерянную Адалинду! – Так молодой граф Эболи рассказывал эту историю, конец коей оказался столь же романтичным, как и начало.

Сделавшись каторжником в Калабрии, Фердинандо скоро узнал, что скован в паре с разбойником – отважным малым, ненавидевшим свои цепи из жажды свободы не менее, чем его товарищ-узник ненавидел их из отвращения к своему незаслуженному несчастью и позору. Вместе они разработали план побега и успешно его осуществили. По дороге Фердинанд рассказал разбойнику свою историю, и тот посоветовал не терять надежды – мало ли какие крутые перемены порой случаются в судьбе; а пока суд да дело, пригласил и убедил отчаявшегося изгнанника присоединиться к его шайке и вместе грабить путников в диких калабрийских холмах.

Пещера, в коей нашла приют Адалинда, стала одним из их потайных убежищ. Здесь они скрывались – лишь ради безопасности, ибо никакая добыча, кроме зверей и птиц, в этих безлюдных местах им пока не попадалась; но вот однажды, возвращаясь с охоты, нашли здесь беглянку, одинокую и испуганную – и никогда огонь маяка так не радовал измученного бурей капитана, как обрадовало явление Фердинанда его нежную возлюбленную.

Фортуна, должно быть, устала преследовать юного графа и сменила гнев на милость. История влюбленных тронула главаря разбойников, а еще более заинтересовало обещание награды. Фердинанд убедил Адалинду остаться на ночь в пещере, а следующим утром они вознамерились отправиться в Неаполь; но в самый миг отбытия появилось новое, неожиданное лицо; разбойники захватили пленника – это был самозванец! Обнаружив наутро, что Адалинда, залог его безопасности и успеха, скрылась неведомо куда, уверенный, что она не могла далеко уйти, он разослал своих эмиссаров в погоню во всех