Оно пока держалось.

Говорило, что ему нужно просто немного пригубить для тонуса, но уже было понятно: веревка вот-вот перетрется о край пропасти…

– Жди, – сказала я. – А лучше исчезни ненадолго. Так будет лучше для тебя. А мне нужно подумать.

И ушла в ванную.

Мне было необходимо смыть с себя липкую тревогу прошедших часов, дать морального пинка самой себе, осмелившейся поддаться панике и потерять над собой контроль, успокоиться под струями контрастного душа, собраться с мыслями…

Но успокоиться не получилось.

Едва я закрыла за собой дверь ванной, как экран телефона озарился светом, подсветив изнутри новое СМС с очередного неизвестного номера:

«Доставка Вашего подарка задерживается. Мы сообщим Вам, как только он будет доставлен клиенту».

Глава 8. Вика

Это был несказанно прекрасный сад.

Настолько красивый, что словами не выразить.

Над многочисленными цветами, неестественно пышными, словно искусственные бутоны свадебного кортежа, висели толстенькие шмели, похожие на солидных господ в ресторане, задумчиво выбирающих, какое из замечательных блюд им сегодня отведать. Вдоль роскошных клумб сновали разноцветные стрекозы, будто официантки в красивых платьях, готовые подсказать шмелям, на какой цветок им лучше приземлиться.

Под одним из неимоверно красивых кустов деловито возился симпатичный енотик. То ли искал дождевых червей, то ли ухаживал за растением – в эдаком сказочно-волшебном саду наверняка было возможно и не такое.

Чуть поодаль, за буйным калейдоскопом прекрасных растений, раскинулся пруд с розовыми кувшинками, каждая из которых была похожа на сердце, не выдержавшее испытания окружающим великолепием и красиво разорвавшееся от невыносимого восхищения. Над прудом, словно полупрозрачный шарф невесты, повис легкий туман, почти невидимый, слегка колышущийся, придающий окружающему пейзажу некую волшебную загадочность.

Этот изменчивый туман мешал рассмотреть что-то белеющее на другом берегу пруда, наполовину утонувшее в красивой, яркой зелени, обрамленной распустившимися цветами. Нечто выбивающееся из стройной картины окружающего великолепия, вносящее легкий диссонанс в это царство идеальной, совершенной красоты – и оттого притягивающее внимание.

И вот уже взгляд не радуют ни прекрасные цветы, ни милые насекомые, ни нежные лучи солнца, запутавшиеся в малахитовой листве… Капризное внимание приковано к белому пятну, которое туман скрывает словно нарочно, будто пытаясь сохранить от чужих глаз какую-то тайну…

Но вот налетевший порыв теплого ветерка мягко отодвигает в сторону дымку, зависшую над прудом, – и становится видно, что на другом берегу стоит очень красиво выполненное мраморное надгробие, украшенное гвоздиками, искусно вырезанными по камню. Два мраморных цветка будто склонились над фотографией, врезанной в надгробие, но с этого берега невозможно разглядеть лица того, кто на ней изображен, – видно лишь смазанное пятно, в котором угадываются смутно знакомые черты…

И вот уже близко узнавание, и сердце бешено колотится в груди в предвкушении раскрытия тайны фотографии… Но неумолимый туман, на этот раз более густой, чем прежде, вновь возвращается на свое место, и непроницаемой завесой воцаряется над прудом, постепенно заволакивая своей густой вуалью прекрасный сад с грустными увядающими цветами…

– Ты плачешь?

Невеселая картина сада, только что цветущего и вмиг превратившегося в унылый символ умирающей природы, смазывается – и сквозь узкую щелку между ресницами начинает постепенно проступать другая реальность.

Стена, сложенная из бревен.

Голова оленя с ветвистыми рогами, словно растущая из этой стены.

Под ней – два перекрещенных ружья, висящие на крючьях. Еще одна картина смерти, но на этот раз не во сне, а наяву.

– Где я? – спрашиваю – и не узнаю своего голоса. Слишком тихого, надтреснутого, словно неуверенную короткую мелодию исполнили на бракованном пианино.

– В безопасности. Но тебе пока лучше не шевелиться.

Мне знаком этот голос.

Пытаюсь напрячь память, вспомнить, где я его слышала, – но в следующее мгновение это становится не нужно, так как мой невидимый собеседник появляется в поле зрения и осторожно садится на край кровати.

Я знаю этого человека.

Моя память, очнувшаяся от неприятного сна, услужливо преподносит картинки из прошлого, словно фотографии из альбома, который был засунут в самый дальний угол шкафа, чтобы поскорее о нем забыть.

– Почему?

Говорить не то чтобы больно. Скорее трудно, словно на грудь положили каменную плиту, смявшую ребра и легкие. А еще каждое произнесенное слово отдается ниже, будто кусок той плиты откололся и острым краем давит на живот.

– Ты была ранена, – говорит мой спаситель. – В нас стреляли. Пуля пробила лобовое стекло автомобиля, от этого изменила направление и ударила в сумочку, которую ты держала на коленях. Прошила ее вместе с телефоном и портмоне и застряла в пачке визиток. Можно сказать, тот случай, когда твои многочисленные знакомые спасли тебе жизнь.

– Но… если пуля не во мне… почему так больно?

Мой спаситель помрачнел, отвел взгляд.

– Видишь ли… У пули, попавшей в препятствие, есть так называемое запреградное действие. Например, если она бьет в бронежилет и застревает в нем, то ударная волна, проникшая дальше, может переломать человеку ребра. В твоем случае роль бронежилета сыграли сумочка, телефон и визитница.

Он замолчал, опустил голову.

– Продолжай, – попросила я. – Хочу знать, что со мной.

– Хорошо, – вздохнул он. – Ты имеешь на это право.

И рассказал все.

Про мое сиденье в машине, залитое кровью.

Про меня, отключившуюся от страшной боли.

Про частную клинику, где из меня, так и не пришедшей в сознание, вычистили то, что не до конца выбила пуля.

Про охотничий домик за городом в лесу, который он снял через каких-то знакомых на чужое имя. И про машину, которую сжег в этом лесу, а потом то, что осталось, утопил в болоте.

– Зачем такие предосторожности? – спросила я, отгораживаясь неважными для меня словами от страшного, пытаясь не пустить его в свое сознание…

– Тебя дважды пытались ликвидировать, – сказал он спокойно, словно говорил о погоде. – За что – не знаю, но думаю, это неправильно, когда молодую женщину хотят убить.

– Но почему ты помогаешь мне, совершенно незнакомому человеку?

Он пожал плечами:

– Я верю в Предназначение. Просто я стоял около аэропорта и думал о том, зачем я прилетел в город, где никому не нужен. И тут увидел тебя… и того убийцу. В мире ничего не происходит случайно. Ну и если взялся помогать, необходимо делать это до тех пор, пока не выполнишь свою миссию.

– А как ты узнаешь, что она выполнена?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Очень просто. Я стану тебе не нужен.

Он был совершенно не в моем вкусе.

Резкие черты, словно вырубленные из камня.

Цепкий, холодный взгляд.

Практически полное отсутствие мимики – только губы шевелятся, когда он говорит…

Я же люблю живые, ухоженные, улыбающиеся лица. Я к таким привыкла.

А этот человек был не из моего мира. Другого, пугающего. Из вселенной страшных интернет-новостей про стрельбу, взрывы, войны, убийства, которые я всегда старалась переключить на что-то позитивное.

Однако сейчас моя жизнь вдруг резко превратилась в такую вот страшную новость. И если б этот человек случайно не оказался рядом, я бы уже давно была мертва вместе с… Нет, нет, пожалуйста, нет!

Не надо думать об этом!

Нельзя!

Кто-нибудь, прошу, переключите мои мысли, мою жизнь на другой канал, где