«Кроме НАСА».

«Они отбирали все, что хоть в минимальной степени могло повлиять на результат полета».

Может быть.

«Не думаю, что нужно сообщать прямо сейчас. Это моя гипотеза. А я пока не знаю точно. Не знаю – здесь. Мой донор на Земле – подавно. Группа поддержки не сможет обсудить проблему квалифицированно. Зачем их озадачивать раньше времени?»

Разумно. И решение – за мной.

«Нужно сообщить».

Проблема в том, что штатный сеанс связи с Хьюстоном – через полчаса, и я понятия не имею, кто будет в это время бодрствовать. Если Алекс, он сможет внятно объяснить собственную мысль. А если Луи? Амартия? Джек? Скорее всего, Джек, потому что через сорок минут штатный эксперимент по энергодинамике. Но это – скорее всего, а кто явится на самом деле… В любом случае, нужно оставить ясно написанное сообщение для передачи в Хьюстон.

Клонит в сон. Плохо. Не надо мне уходить сейчас. Но что я могу сделать?

Спать… Не успел наговорить сообщение. Неважно: Алекс составит текст лучше, чем смог бы сделать я. А если не успеет? Если мы уснем оба? Если проснется Амартия? Или Джек? Или Луи?

«Спать…»

Кто это? Я? Алекс?

Почему Эйлис не сказала, что они познакомились?

***

Просыпаюсь в «спальне», пристегнутый, поза не очень удобная. Хотел, видимо, во сне свернуться калачиком, не получилось, по левой ноге бегают «мурашки», но я мгновенно ориентируюсь в пространстве. Со мной такое впервые – когда я действительно просыпаюсь, а не прихожу в сознание посреди дня, брошенный в мир кем-то, кто был до меня. Впервые, да. Не знаю, почему так, это и для Штрауса с его командой загадка.

У Хьюстона это не вызывало беспокойства, а меня почему-то нервировало.

Выбираясь из «постели» и, натягивая рабочую одежду, смотрю на часы: одиннадцать сорок три мирового времени, восемьдесят шестые сутки полета, семь часов тринадцать минут до прохождения, передо мной был Луи, оставил записку на мониторе: «Иду спать. Кто проснется – оцени солнечную активность, есть предвестники».

Предвестники вспышки – вижу. И Хьюстон подтвердил. Это было три часа назад, когда Луи собрался поспать – по расписанию, штатно. Он бы остался – все-таки ожидалась вспышка, а это чревато. Но Хьюстон сказал: спать. Если и произойдет вспышка, на сон это не повлияет, солнечный ветер доберется до «Ники» через семь-восемь часов.

Вижу: вспышка произошла. На лимбе, не опасно. Пронесло и на этот раз. За время полета только однажды вспышка заставила меня прервать работу и забраться в «бункер», где можно было только висеть, согнувшись в три погибели, меняя позу, когда становилось очень неудобно. Случилось это со мной, и я, как мог, живописал свои приключения в бортовом журнале, чтобы Джек, Амартия, Луи и Алекс прониклись и ощутили. Они прониклись. Джек оставил записку: «Какой ты, то есть я, то есть ты смешной в этой нелепой позе. Надеюсь, мне, то есть тебе, то есть мне не придется пытаться укусить себя за левую пятку».

Юморист.

Не торопясь, но быстро, принимаю душ, чищу зубы, завтракаю, слушаю новости из Хьюстона, звуковое письмо от Эйлис: «Милый, у меня сегодня семинар в Калтехе, держи за меня кулаки, надеюсь, что, когда ты будешь пролетать мимо Энигмы, я уже буду дома и посмотрю запись, ее ведь покажут сразу, да? Успеха тебе, милый. Я тебя люблю».

Я тебя тоже люблю, Эйлис. Успеха тебе. Но почему ты не говорила, что познакомилась с Алексом? Это против правил. Очень сильно против…

Просматриваю текстовую запись сеансов связи с Хьюстоном за время моего отсутствия. Можно было прослушать, но глазами – быстрее. Что ответил Хьюстон на сообщение Алекса? На его идею. Гипоте…

Ничего. Ничего не ответил, потому что Алекс ничего не сказал. В Хьюстоне все еще обсуждают, почему до сих пор нет видимых проявлений Энигмы. Две версии: неверная калибровка аппаратуры (очень маловероятно) и ошибки в теоретических моделях черных дыр малых масс.

Алекс не сказал. Он и в дневнике не отметил, а потому Амартия, Луи и Джек не в курсе. Они готовились к будущему пролету по штатной программе, никаких отклонений от графика, разве что Джек работал на тренажере на семь минут меньше, чем нужно, но он-то был ни при чем, он бегал по дорожке, когда его сменил Луи и занялся медицинским обследованием.

И что мне теперь делать? Я не могу обсуждать с Хьюстоном идею Алекса. Меня забросают вопросами, а я не знаю ответов. Алекс может не проснуться до самого прохождения, но, когда мы «соберемся» вместе, будет не до того, чтобы обсуждать завиральную идею. Мы и при консенсусе ничего в Хьюстон сообщить не успеем, почти три минуты сигнал идет на Землю, столько же – обратно. Там не успеют понять, о чем речь.

Переплываю в кабину, опускаюсь в кресло, пристегиваюсь. В трех иллюминаторах – чернота, только несколько самых ярких звезд, которые я отождествляю, ничего не изменилось: Вега, Альтаир, Альбирео, Денеб. Мы летим в лето. Мы летим неизвестно куда.

Алекс. Он меня беспокоит. Он нарушил прямое указание: сообщить в Хьюстон. Он обязан был сказать.

Но он сказал. Мне. Не о гипотезе, хотя и о ней тоже, а о том, что познакомился с Эйлис. С Алисой. Что-то было в его голосе… Или в мыслях?

Неожиданно вспоминаю. Все приватные разговоры записываются, как и другие сеансы связи с Хьюстоном, но кодируются. Только говоривший знает код и может прослушать запись. Правильная система, позволяющая соблюсти приватность даже в таком экстравагантном случае, как наш. Я не могу знать, с кем и о чем говорили во время полета Джек, Амартия, Луи и Алекс, но знаю, когда и сколько времени продолжался каждый приватный сеанс связи. Трое – Джек, Амартия и Луи – вели приватные разговоры почти всякий раз, когда «являлись в мир». Им было с кем говорить. У Джека жена и дочь, и родители живы. Амартия в разводе, но с бывшей женой у него хорошие отношения. Впрочем, разговоры он, скорее всего, ведет с учителем, гуру, наставником. Амартия, конечно, не индуист и не буддист, современный ученый, прекрасный математик, но о людях и смысле жизни предпочитает разговаривать с человеком, имени которого я так и не узнал – помню только, что для Амартии он «святой», что бы это ни значило в моем представлении. А Луи… Ему точно есть с кем вести тихие разговоры о любви, преодолевающей пространство-время, о прогулках под луной