Шрифт:
Закладка:
23. П.М. ТРЕТЬЯКОВУ
[Москва]11 мар[та 18]94
Глубокоуважаемый и дорогой
Павел Михайлович!
Остальные деньги 1000 р[ублей] получил, за что приношу Вам свою благодарность. Завтра еду на Вену. Если б Вы знали, как мне больно, что не придется мне быть на общественном праздновании Вашего грандиозного дела[70], но чувствую себя так ужасно, сознаю, что если останусь теперь весною в нашем климате, то останусь навсегда; может быть, это моя болезненная мнительность, но это так. Позвольте присоединить и мои поздравления к большому национальному празднеству. Дай бог Вам много лет здравствовать в подтверждение того, что есть великие граждане!
«Владимирка», вероятно, на днях вернется с выставки, и возьмите ее и успокойте меня и ее.
Уважаю[щи]й Вас икрен[не] и преданный Вам
И. Левит[ан]
24. П.М. ТРЕТЬЯКОВУ
18 мая [18]94 г.
Глубокоуважаемый
Павел Михайлович!
Я так несказанно счастлив сознанием, что последняя моя работа[71] снова попадет к Вам, что со вчерашнего дня нахожусь в каком-то экстазе. И это, собственно, удивительно, так как моих вещей у Вас достаточно, – но что эта последняя попала к Вам, трогает меня потому так сильно, что в ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием, и мне до слез больно бы было, есл[и бы] она миновала Ваше колоссальное собрание (конечно, не в смысле количества нумеров и громадности денежных затрат, но в смысле прекрасного подбора, ясно говорящего о Вашем глубоком понимании искусства и о Вашей трогательной и бескорыстной любви к нему).
Вам это, конечно, много раз было высказано, но тем не менее правда хороша и в повторении.
Благодарить Вас, конечно, тут не за что, так как Вы исполняете свою душевную потребность и долг гражданина, – и все-таки спасибо и спасибо Вам!
Глубоко истинно уважа[ющий] Вас
И. Левитан
Две работы Левитана представлялись на Всемирной выставке в Лондоне.
Весной Левитан отправляется в свое второе европейское путешествие: посетил Вену, Ниццу, Париж, озеро Комо.
25. И.С. ОСТРОУХОВУ[72]
[Москва]
12 мар[та] [1894]
Дорогой
Илья Семенович!
Завтра я уезжаю из Москвы и не буду при устройстве московской передвижной, так вот, прошу Вас, если Вы будете распорядителем по устройству или даже не будете, тогда передадите устроителям мою просьбу. Большую мою картину[73]поставить или в натурном классе на месте моего «У омута» или на месте моей прошлогодней картины «Лесисты[й] берег» в фигурном классе. Очень меня обяжете, милый Илья Семенович.
Желаю всяких благополучий. Мой привет Надежде Петров[не][74].
Ваш И. Левит[ан]
26. А. М. ВАСНЕЦОВУ[75]
Ницца
9 апр[еля] [1894]
Милый, сердечный
Аполлинарий Михайл[ович]!
Не откажите мне в следующей услуге: когда будет устраиваться передвижная, то попросите устроителей, если только не Вы сами будете, чтоб мою большую картину поставили или в натурном классе, или на место моей большой прошлогодней картины, т. е. в фигурном классе. Об этом я писал накануне моего отъезда Остроухову, но на всякий случай, если б его не было бы, помогите мн[е] в этом деле, чем очень обяжете меня.
Чувствую себя немного лучше, хотя все-таки не важно. В Италию не еду, а через неделю-две еду в Париж посмотр[еть] выставки, и восвояси.
Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси – реки разлились, оживает все… Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист.
Здесь тоже хорошо, но бог с ней.
Желаю всего лучшего, жму дружески руку.
Преданный Вам
И. Левит[ан]
Писать мне надо: Françe, Nice, poste restante, à monsieur Levitan.
27. Н. В. МЕДЫНЦЕВУ[76]
Мон Борон
16 апр[еля] [1894]
Уважаемый и милый
Николай Васильевич!
Пишу Вам в то самое время, как Вы, вероятно, уже вернувшись из-за границы, сидите в своей семье накануне светлого праздника – предвестника весны, и завидую я Вам, как это ни скверно, и от всей души все-таки желаю всего лучшего.
Вероятно, через час раздастся благовест – о, как я люблю эти минуты, минуты, говорящие о жизни правды, говорящие не о фактическом воскресении, а о торжестве истины. Впрочем, это все, может быть, и не то. Скажите мне, дорогой мой, зачем я здесь? Что мне здесь нужно, в чужой стране, в то самое время, как меня тянет в Россию и так мучительно хочется видеть тающий снег, березку?.. Черт знает, что я за человек, – все неизведанное влечет, изведав же, остается несказанная грусть и желание возврата прошедшего… Перестану, а то у меня дойдет это, может быть, до сентиментальности, что уже скучно читать другим. Живу я теперь в небольшом отеле в окрестности Ниццы. Физически чувствую себя крепче, хотя ни капли не пополнел. Отсюда еду в Париж выставки посмотреть, и в Росси[ю].
Если вздумаете ответить, то пишите Paris, poste restante, так как ответ уже меня здесь не застанет. Думал проехать в Рим, да испугался жары, да и слишком много впечатлений. Как сделали Вы свое путешествие? Писал Дмитри[ю] Павловичу – никакого ответа, да и от С[офьи] П[етровны] давно письма не получал. Видаете их часто? Попрежнему «салон»? Как бы хотелось вас всех моих добрых знакомых повидать! До свидания, вероятно, скорого. Мой душевный привет всем вашим и пожелания весело провести праздники.
Преданный Вам
Ваш И. Левит[ан]
Летом вместе с Кувшинниковой он гостил в Тверской губернии. Неподалеку от них располагалась усадьба Горки, где жила Анна Николаевна Турчанинова[77] с дочерьми. Здесь развернулась острая драма, итогом которой стали разрыв Левитана и Кувшинниковой, начало романа Левитана и Турчаниновой и конфликт Турчаниновой со старшей дочерью. Свидетельницей этой истории была Татьяна Львовна Щепкина-Куперник[78], которая описала события в своих воспоминаниях и сделала их основой своего рассказа «Старшие».
28. Н. Н. МЕДЫНЦЕВУ[79]
Село Островно9 июля [18]94
Как живется, милейший Николай Николаевич, и что поделываете? Я думаю, по-прежнему летаете по разным дачным местам и поглощаете сердца доверчивых дачниц? Ух, ненасытный крокодил и сердцегрыз!
Ну, какие известия от Ваших? Где они теперь? Мне бы очень хотелось написать Николаю Ва[сильевичу], да боюсь, что письмо, за неверностью адреса, пропадет, а писать
