Приятной, а главное, здоровой комплекции, когда и не худая, но и не полная. Хорошая физическая форма — телом регулярно занимались, поддерживая его кондиции.

Волосы темные, блестящие. Глаза карие, чистые, взгляд ясный. Кожа…

— Мне подняться? — сбила меня с осмотра Тамара Львовна.

Я слегка стушевалась — сама не заметила, как начала диагностику, но тут же спокойно посмотрела на профессора, вроде как спрашивая, продолжать или нет.

Он кивнул и ободряюще улыбнулся. Мол, так держать.

Я и без его благословения была готова действовать, а уж с ним…

В конце концов, он сам сказал, что ему будет интересно услышать мое мнение.

— Буду благодарна, — вновь посмотрела я на Тамару Львовну. — И, если вы позволите, я подойду ближе.

— Конечно-конечно, — заулыбалась она, но я не обманулась. Во взгляде была такая смесь, что если раньше не сталкиваться, то и не разберешься.

Но я видела. В больнице, где практически у каждого в глазах пробивалось что-то подобное. Граничащая со страхом тревога. Не желающая подыхать надежда. И вера, что если не тот врач или целитель, то уж этот точно поможет. Пусть и не сегодня, но уж завтра обязательно.

И это было более чем странно. Она имела возможность обратиться к лучшим целителям. И не только российским.

Отбросив лишние мысли, подошла ближе к Тамаре Львовне. Вновь запустила диагностическую магему. Не ту, которую использовала в поезде, малую. Чтобы получить направление поиска.

От центра к периферии, начиная с сердца и коронарных сосудов…

Диссонансом ударило едва ли не сразу. Конфликт между физическим телом и той оболочкой, с которой мы в основном и работали.

Оставив это вопросом, пошла дальше, собирая полную картину.

Сердечно-сосудистая, дыхательная, пищеварительная, мочевыделительная…

Пройдясь по системам органов и не найдя серьезных отклонений, вернулась к тому, с чего начала — к конфликту физического тела и его полевой структуры. Оценила состояние внешних оболочек, спустилась вглубь, к каналам…

Пока не дошла до левой ноги, все было относительно нормально. Да, «шрамы» от разрывов имелись, намекая либо на бурную молодость, либо на хорошо залеченные ранения, но ничего, что могло вызвать подобный дисбаланс.

А вот нога…

— Я готова, — «очистив» руки, развернулась я к профессору.

— Слушаем, — посмотрел он не на меня, а на Тамару Львовну.

Кабинет, в котором мы находились, был небольшим и уютным.

Вроде бы какое отношение имеют друг к другу уют и рабочая обстановка, но у того, кто обставлял эту комнату, получилось создать одно, не нарушив другого.

Основной оттенок тоже был приятным. Серый, но какой-то легкий, ненавязчивый. Где-то чуть светлее, где-то слегка темнее… Немного черного — сам рабочий стол и теплого белого — диван и кресла в уголке для отдыха не столько контрастировали, сколько добавляли обстановке сочности.

Странно было думать об этом сейчас, когда…

Нет, ничья судьба сейчас не решалась — все, что я собиралась сказать, они оба знали уже давно, но все-таки момент разочарования здесь точно присутствовал.

— Думаю, про легкое расстройство пищеварительной системы говорить не стоит. Скорее всего, это связано с некоторым злоупотреблением ягодами и фруктами.

Тамара Львовна слегка потупилась, словно я выдала ее тайну. Данила Евгеньевич мягко усмехнулся и погрозил ей пальцем.

Если бы и все остальное было так просто…

— Коллапс основного заднемедиального канала левой ноги. Созданный вами, Данила Евгеньевич, искусственный, с работой не справляется. Забивается время от времени, что требует его регулярной чистки. Когда напряжение в нем нарастает, идет излишняя нагрузка на сердечно-сосудистую и дыхательные системы, что приводит к болям в груди и одышке.

Я, выдохнув, подняла глаза, встретившись со взглядом Тамары Львовны.

Что в нем было…

Ничего в нем не было, кроме поразительного спокойствия.

— Метод лечение неизвестен, — понимая, что это как раз тот случай, когда, сказав «а», нужно говорить и «б», продолжила я, — но об этом вы и без меня знаете.

С минуту она молчала. Настоящая княгиня, с улыбкой на устах принимающая смертный приговор…

Я утрировала. С ее положением и деньгами про приговор речь не шла.

— Это был взрыв гранаты с магической начинкой, — неожиданно заговорила она. Подойдя к креслу, стоявшему слева от столика, присела.

Про настоящую княгиню я не преувеличила. Надменности и высокомерия в ней не было, а вот той высокородной отстраненности, с которой принимала жизненные перипетии, предостаточно.

— Персидский конфликт, — сложив руки на коленях, продолжила она так же спокойно. — Мой супруг был посредником, участвуя в урегулировании вопроса, но не всем это нравилось. Меня беременную выкрали из дома. Несколько дней держали в подвале в антимагических браслетах.

— Тамара… — решительно подошел к ней профессор. Присел на корточки. — Посмотри на меня.

Она выполнила просьбу… А потому улыбнулась. Грустно.

— Со мной все в порядке.

— Я же…

— Я не знаю почему, но уверена, что она должна это знать, — перебила его Тамара Львовна.

Он не ответил. Качнул головой. Поднялся…

— Меня спасли, но во время отхода группа попала в засаду. Был бой…

— Чтобы не навредить ребенку, вам не сразу оказали помощь. А потом было уже поздно, — закончила я за нее. — Извините.

— Ну что ты! — На этот раз ее улыбка была другой. Она словно пыталась поддержать меня в том, что я не могу ничего изменить.

Меня! Поддержать! Это было странно и больно. Спасение пришло откуда не ждала…

— Как хорошо, что я тебя застал, — буквально ворвался в комнату мужчина.

Заметив меня, остановился. Окинул изучающим взглядом, пройдясь им сверху вниз.

Я невольно поежилась. Властности в нем было более чем достаточно. Властности и опасности, которой он фонил.

— Я чего-то не знаю? — похоже, сделав выводы и потеряв после этого ко мне интерес, обратился он к Тамаре Львовне.

Волнения в голосе не было — та же властность, что и во взгляде, и в позе, но оно присутствовало.

Я — целитель, я это чувствовала.

— Просто воспоминания, — мягкой улыбкой успокоила его Тамара Львовна. — У Данилы новая помощница.

— Я заметил, — «обмяк» вошедший. — Ты ведь представишь мне барышню? — вроде как поддел он профессора. — Или мне самому?

Данила… Поддел… Профессор, когда говорил, что в этом доме его принимают за своего, лукавил. Он действительно был своим. И уже давно.