катались по зеленому сукну. Когда я зашла, многие подняли взгляд, а затем быстро его опустили. Словно это был какой-нибудь салун и в него зашел стрелок, а им не нужны были проблемы.

– Извините, – пробормотала я.

Я понимала, что из-за меня меньше чем за час Остин уже дважды показал им всем, кто здесь главный. Здоровяк, который чуть раньше сидел рядом со мной, пожал мощными плечами и отошел в сторону, сунув руки в карманы.

– Эй… Если есть чем похвастаться, вперед!

Люди рядом с ним двигались из стороны в сторону и бормотали в знак согласия, покачивая головами.

Если есть чем похвастаться…  Вперед?

Я повернулась к уборной и проверила, что у меня с грудью. Вырез был несильным и не открывал декольте. Да, у меня были бретельки-спагетти, и что с того? В последний раз, когда мне довелось это проверить, открытые плечи никого не свели с ума. Подол заканчивался прямо над коленом – вполне пристойно. Это было платье для мамочкиного загула, если такое вообще существовало. Вплоть до того, что оно не совсем подходило мне по размеру. Я ничего не выставляла напоказ.

Очевидно, я чего-то не поняла. Но в этот момент мне было все равно. Покачав головой, я прошмыгнула в уборную и заняла место за двумя женщинами в джинсах и фланелевых рубашках.

– Прошу прощения.

Женщина передо мной отошла в сторонку.

– Ой, – сказала я, указав на две занятые кабинки. – Вы не туда?

– Нет-нет, проходите. – И она махнула мне, отойдя.

Сделав шаг в сторону, женщина в начале очереди натянуто улыбнулась:

– Прошу.

Из большей кабинки вышла девушка и тут же отошла в сторону:

– Ой, извините! Не думала, что заставлю вас ждать.

Она была с действительно глубоким вырезом и в юбке, едва прикрывавшей верхнюю часть бедер.

– Ничего страшного, – сказала я, любуясь блестящими на ней пайетками, и проскользнула мимо.

Впервые за… долгие годы мне и впрямь захотелось примерить нечто подобное. Нечто более кричащее, что-то в стиле «Посмотри на меня, мир, вот она – я!». Когда мне было двадцать с небольшим, я всегда носила такие вещи. Но после того, как мое тело превратилось в человеческий инкубатор, а затем отказалось возвращаться в норму, меня потянуло к одежде потемнее и стройнящему черному цвету. Я стала выбирать более скромные наряды. Казалось, они больше подходили мне по возрасту.

Но раз уж Нив могла ходить по городу без бюстгальтера в белой футболке во время ливня, совершенно не заботясь о том, кто и что о ней подумает, почему бы и мне не добавить ярких красок? Черный цвет великолепен, но феерия блестящих пайеток на той девушке ни в чем ему не уступала. Мне потребовалось бы чуть больше времени, чтобы собраться с духом и взглянуть на себя со стороны, когда я наклонялась (я бы засияла на весь мир, и не раз), но что же меня останавливало? Реакция окружающих?

Я закрылась в кабинке с неприятным ощущением в животе.

По правде говоря, так оно и было: все дело в реакции окружающих. Я боялась, что на меня посмотрят свысока, если я сверну куда-то не туда или сорву с себя покровы скромности среднего возраста. И что меня будут осуждать, высмеивать, а может, даже жалеть, если тут я приоткрою декольте, там – ножку, а заодно и чуть больше своей индивидуальности, чем принято. «Только взгляни на нее, Дженис! Господи, она слишком стара для такого платья! Бедняжка чересчур старается зацепиться за молодость!»

Настало время быть предельно честной с самой собой. Дело было не в воображаемых придурках, которых я представляла. Единственной, кто меня сдерживал, была я сама. Может, кому-то и покажется, что я слишком стара для того, чтобы иметь собственный стиль, – и что с того? Мне было плевать, что обо мне подумают, когда я одевалась как какое-нибудь болотное чудище. Так с чего мне колебаться, когда хочется надеть что-то наподобие сексуального диско-шара?

Не стоило идти у них на поводу. В этом-то и был весь смысл. Не стоило позволять никому вроде Гэри унижать меня и мерзко ко мне относиться. И нечего было подстраиваться под ожидания кого бы то ни было в отношении женщин моего возраста. Выдающаяся, с потрясающей безуминкой – вот она я!

Так и стало, когда я обрела уверенность в себе. В конце концов, Рим строился не за один день.

Собравшись, я вышла из кабинки и увидела тех самых женщин, которые пропустили меня вперед. Одна из них, стоявшая в начале очереди, натянуто улыбнулась. Другая ждала, когда из занятой выйдет кто-то не самый торопливый.

Может, они пропустили меня, потому что опасались (и отчасти были правы), что женщинам среднего возраста сложнее сдержать позывы мочевого пузыря? Вот только одна из них была явно не младше меня…

С нарастающим замешательством я вымыла руки и вышла. И снова встретилась со множеством взглядов, когда вернулась в бильярдную. По сути, она превратилась в зал ожидания. Почти сразу же все отвернулись. Здоровяк из бара стоял, прислонившись к стене с противоположной стороны от проема.

– Не видел, случайно… Тот парень, Дик, ушел? – прошептала я.

– Да, этого парня как ни назови… Как ты, черт возьми, его нашла? Он же просто золото!

– Очевидно, я слишком доверчива, когда дело доходит до онлайн-знакомств.

– Ах, вот оно что! Слыхал, онлайн-знакомства часто превращаются в кошмар. Те, кому часто отказывают, скрывают грешки, пока дело не дойдет до личной встречи.

Здоровяк шагнул в сторону, к самому краю дверного проема. Затем высунулся и огляделся.

– Путь свободен, – сказал он мне, подняв большой палец, и добавил: – Думаю, мне не придется одалживать лопату у соседа.

Я усмехнулась и вздохнула. В этом городе любили шутить про безымянные могилы.

– Класс!

Я окинула комнату взглядом. Никто и с места не сдвинулся.

– Чего же тогда все ждут? Остину нужно время, чтобы остыть, или как?

Парень изучал свою обувь.

– Вряд ли. Он весьма щепетилен, когда стоит вынести мусор. Остин Стил неустанно об этом заботится.

– Верно. – Я кивнула, закусив губу.

– Итак…

– Джесси, вино стареет! И прямо на моих глазах превращается в сплошной осадок! – прокричала Нив из бара.

– Уксус, – поправил Остин.

– Осадок, уксус, да что угодно. Джесси, да ладно тебе! Ты там не подавилась? Иди сюда, выпей!

Я показала здоровяку поднятый большой палец. Но он, по всей видимости, этого уже не заметил: снова принялся изучать ботинки. На моем лице появилось выражение, которое громко заявило бы о моей социальной неловкости, если бы хоть кто-то на нас смотрел. Затем я вернулась к своему табурету. Остин ждал меня перед пустым местом, где не было ни джина с тоником, ни парня, которого я надеялась никогда больше не повстречать. Мое вино стояло там, где я его оставила, как и все напитки, брошенные посетителями в бильярдной.

– Остин, стоит отдать тебе должное, –