Драматург приближает нас к античному мотиву, изображая мужчину, который делает выбор между тремя сестрами, сам стоя на краю могилы. Регрессивная обработка древнего мифа, искаженного трансформацией желаний, позволяет проникнуть в первоначальный смысл достаточно глубоко, чтобы произвести, быть может, поверхностное аллегорическое истолкование трех женских фигур. Могут, разумеется, возразить, что здесь представлены три неизбежных для любого мужчины типа отношений к женщине: это женщина, которая его вынашивает; женщина-супруга; женщина, которая его губит. Или же можно сказать, что это три формы, которые фигура матери принимает на протяжении человеческой жизни: сама мать; возлюбленная, выбранная по ее образу и подобию; наконец, Мать-Земля, снова принимающая человека. Но напрасно старик добивается женской любви – той, какую прежде получал от матери; лишь третья из богинь судьбы, безмолвная богиня смерти, примет его в свои объятия.

Интерес к психоанализу[63]

(1913)

Часть I

Психологический интерес к психоанализу

Психоанализ – это медицинская процедура, целью которой является лечение определенных форм нервных заболеваний (неврозов) посредством психологической техники. В небольшой работе, опубликованной в 1910 году[64], я описал развитие психоанализа от катарсической процедуры Йозефа Брейера и его связь с теориями Шарко и Пьера Жане[65].

В качестве примера расстройств, поддающихся психоаналитическому лечению, можно привести истерические судороги и паралич, а также различные симптомы невроза навязчивых состояний (навязчивые идеи и действия). Все эти состояния порой подвержены спонтанному выздоровлению, и многое тут зависит от личного влияния врача, что до сих пор не получило надлежащего объяснения. Психоанализ не оказывает терапевтического воздействия на более тяжелые формы психических расстройств как таковых. Но – впервые в истории медицины – он позволил нам составить некоторое представление о происхождении и механизме неврозов и психозов.

Медицинская значимость психоанализа не дает, впрочем, права доводить это учение до сведения тех, кто занимается синтезом наук. Подобное стремление должно показаться особенно преждевременным, раз уж столько психиатров и неврологов выступают против нового терапевтического метода и отвергают его требования и достигаемые с его помощью результаты. Сам я считаю эту попытку вполне обоснованной, поскольку психоанализ, на мой взгляд, вполне способен заинтересовать ученых из иных областей науки, помимо психиатров: он охватывает множество областей знания и выявляет неожиданные совпадения с патологиями душевной жизни.

Поэтому в настоящей статье я оставлю в стороне медицинскую составляющую психоанализа и подкреплю свои рассуждения о молодой науке рядом примеров.

Найдется немало явлений, связанных с мимическими и прочими выразительными движениями и с речью, как и немало процессов мышления (у здоровых и у больных людей), которые до сих пор ускользали от внимания психологов; последние видели в них всего-навсего плоды органических расстройств или следствия «поломок» в работе психического аппарата. Имеется в виду «парапраксис», ошибочные действия (оговорки, описки, забывчивость и т. д.), случайные действия и сновидения у нормальных людей – наряду с судорожными припадками, бредом, видениями и навязчивыми идеями и действиями у невротиков. Эти явления (если ими не пренебрегают, как было с парапраксисом) относят к области патологии и пытаются подобрать им «физиологические» объяснения, пускай те неизменно оказываются неудовлетворительными. Психоанализ, напротив, сумел показать, что все это возможно объяснить на основании допущений чисто психологического свойства и вписать в уже известную нам цепочку психических событий. Значит, психоанализ, с одной стороны, сузил область физиологического рассмотрения и ввел, с другой стороны, крупный раздел патологий в область психологии. Нужно отметить, что нормальные явления дают наиболее убедительные доказательства. Психоанализ нельзя обвинять в том, что он применяет к норме результаты изучения патологического материала. Доказательства для обоих случаев получают независимо, и они показывают, что нормальные процессы, как и так называемые патологические, протекают по одним и тем же правилам.

Остановлюсь более подробно на двух нормальных явлениях, которые для нас важны (их можно наблюдать у нормальных людей), а именно на парапраксисе и сновидениях.

Под ошибочными действиями я понимаю те случаи и то поведение, когда здоровые и нормальные люди забывают слова и имена, вообще-то хорошо им знакомые, теряются, предполагая что-либо сделать, допускают оговорки и описки, неправильно прочитывают тексты, кладут вещи не туда и потом не могут их найти, теряют вещи, делают ошибки вопреки своим знаниям или совершают некие привычные жесты и прочие движения. Все перечисленное почти не привлекает внимание психологии; такие случаи относят к образчикам «рассеянности» и приписывают усталости, отсутствию сосредоточенности или следствиям некоторых легких болезней. Но аналитическое исследование убеждает в том, что указанные «первопричины» на самом деле суть сопутствующие факторы, каковых в конкретных условиях может и вовсе не наблюдаться. Ошибочные действия – совокупность полноценных психологических явлений, которым неизменно присущи смысл и намерение. Эти явления служат определенным целям, а последние в силу сложившейся психологической обстановки попросту не могут быть выражены иначе. Как правило, дело заключается в психологическом конфликте, который препятствует прямому выражению основного намерения и отклоняет его на косвенные пути. Человек, допускающий оговорку и пр., может это заметить или не заметить; скрытое намерение, лежащее в основе такого действия, может быть ему известно, однако он обычно не осознает, что именно данное намерение несет ответственность за проявление ошибочных действий. Анализ оговорок зачастую выполняется довольно легко и быстро. Если ошибка привлекает внимание индивидуума, уже следующая мысль, пришедшая ему на ум, дает разъяснение этой ошибки.

Ошибочные действия – наиболее удобный материал для всякого, кто желает убедиться в достоверности психоаналитических объяснений. В небольшой работе, впервые опубликованной в виде книги в 1904 году[66], я собрал множество примеров такого рода, а с тех пор исправно пополнял свое собрание наблюдениями многих других ученых.

Чаще всего побудительным мотивом к вытеснению намерения, которому впоследствии приходится довольствоваться выражением в ошибочных действиях, оказывается избегание неудовольствия. Мы склонны упорно забывать, как зовут того, кто нанес нам обиду; забываем сделать то, к чему нас принуждают, – скажем, если этого требует какая-то общественная условность; теряем вещи, когда ссоримся с теми, о ком они нам напоминают, – к примеру, с тем, кто подарил нам что-либо; садимся не в тот поезд, если отправляемся в поездку не по своей воле и предпочли бы оказаться где-то в другом месте, и т. д. Этот мотив избегания неудовольствия проявляется наиболее отчетливо в случаях, когда речь идет о забывании впечатлений и переживаний (данный факт отмечали многие авторы еще до появления психоанализа). Память проявляет свою пристрастность тем, что готова воспрепятствовать воспроизведению впечатлений с болезненным аффектом, хотя эта цель не всегда может быть достигнута.

В иных обстоятельствах анализ подобных явлений затрудняется и требует менее очевидных объяснений из-за