и соперничали с арабскими государями. Кроме того, в городах Сирии в последние десятилетия XI в. развернулось движение за автономию, против владычества египетских халифов Фатимидской династии: этим движением были охвачены, в частности, Тир и Триполи, которые даже добивались поддержки у сельджуков. Сельджуки, со своей стороны, воспользовались удобным предлогом, чтобы захватить Сайду. Только в 1089 г. египетский халиф сумел вернуть власть над Тиром и другими отпавшими городами. В Тире вспыхнули, однако, новые возмущения. В 1094 г. фатимидское войско, двинувшись на север, осадило этот крупный портовый город и, взяв его приступом три года спустя, жестоко разграбило.

Конечно, многие детали политически неустойчивого положения в странах Восточного Средиземноморья не были известны на Западе, но общее представление о неблагополучии в тех краях формировали и вести, приносимые паломниками, и сообщения возвращавшихся с Востока купцов, и дипломатические донесения, которые стекались в римскую курию. Поэтому, когда Византия попросила у западных князей и папы подмогу, эти просьбы не заставили рыцарей тянуть с ответом. Они были восприняты как прямой призыв к развертыванию похода па Восток во спасение Византии.

Однако сами феодалы были слишком разрозненны, чтобы предпринять организованные действия столь крупного, по сути европейского масштаба. Требовалось вмешательство той силы, которая, как мы видели, являлась главным выразителем классовых интересов западных феодалов, — католической церкви и ее главы. Это вмешательство не замедлило последовать. Убедившись в бесплодности стараний осуществить унию дипломатическими средствами, Урбан II встал на путь Григория VII. Он гальванизировал его планы вооруженного натиска на Византию под видом оказания ей подмоги против «неверных». Папа учитывал агрессивные настроения феодальных владетелей на Западе и старался извлечь из всего этого максимальную выгоду для католической церкви. Стечение обстоятельств предоставляло удобный случай реализовать при поддержке рыцарства давние экспансионистские замыслы римской курии, сделать важный шаг для создания всемирной теократической державы. Папство решило использовать создавшуюся в международных отношениях обстановку и, удовлетворив за чужой счет назревшие нужды западных феодалов, достичь своих собственных политических целей.

Урбан II взял на себя почин организации массового похода на Восток, мысль о котором уже распространилась в феодальных кругах Западной Европы. В 1095 г. он выступил с широкой программой объединения рыцарства для завоевания восточных стран под лозунгом помощи единоверным грекам и освобождения гроба господня.

Так созрела идея крестового похода. Она пала на вполне подготовленную почву.

II.

Первый крестовый поход

Призыв к войне и отклики на него. Формирование идеологии крестового похода

В ноябре 1095 г. римский папа Урбан II, перейдя до этого через Альпы, созвал собор духовенства во французском городе Клермоне. Папа прибыл во Францию не только с тем, чтобы урегулировать здесь церковные дела. Вступив на французские земли, он оповестил знать, что в его намерения входит оказание помощи восточным братьям-христианам. Вероятно, папа уже заблаговременно выработал какой-то план действий, быть может еще не вполне оформленный, но более или менее ясный по своим целям и общему смыслу. Понадобилось, однако, несколько месяцев, чтобы этот план приобрел достаточно четкие очертания.

Прибыв во Францию, Урбан II начал одно за другим объезжать клюнийские аббатства на юге страны (в свое время он ведь сам был приором Клюни). Там-то и велись предварительные переговоры о будущей войне, которая по своим масштабам должна была намного превзойти недавние экспедиции французских рыцарей за Пиренеи. С кем же, как не с клюнийскими монахами, мог советоваться папа о своем проекте и путях его реализации? Клюнийцы не только лучше, чем кто-нибудь другой, понимали необходимость кардинальных мер, способных устранить опасную для крупного землевладения смуту на Западе. Они яснее кого бы то ни было представляли себе и те практические средства, которые могут быть использованы ради достижения этой цели. У них уже был накоплен изрядный опыт проповеди священных войн и паломничеств. Они многое могли подсказать Урбану II и, что еще важнее, быть деятельно полезными ему при осуществлении задуманного.

Урбан II не удовольствовался посещением лишь монастырей клюнийской конгрегации. Священная война, готовившаяся апостольским престолом, нуждалась, разумеется, в проповедниках с благословляющим крестом в руках, но в первую очередь ей требовались ратники, владеющие мечом и копьем, а также авторитетные предводители. Это впоследствии Урбан II провозгласит события, развернувшиеся после Клермонского собора, «делом господа бога» — такие слова вложит в уста папе хронист Фульхерий из Шартра. Возможно, что папа и действительно произнес эти слова, вероятно, он даже верил в их истинность. Однако выученик Григория VII был достаточно проницательным политиком, чтобы понимать элементарную житейскую истину: было бы несовместимым с интересами папского престижа, более того, безрассудным пускаться в предприятие, не имея заранее уверенности в том, что это предприятие с самого начала поддержат хотя бы наиболее влиятельные светские и церковные сеньоры. И папа постарался заручиться их поддержкой.

По пути в Клермон он нанес два важных визита. В августе 1095 г. Урбан II встретился в г. Пюи с видным церковным сановником — епископом Адемаром Монтейльским. По-видимому, папа сумел договориться с ним, чтобы почтенный прелат по поручению апостольского престола принял на себя миссию духовного главы крестоносцев. Урбан II навестил также графа Раймунда IV Тулузского в его главной резиденции — замке Сен-Жилль. В результате переговоров этот сеньор, один из крупнейших в Южной Европе, согласился участвовать в походе. Раймунд IV охотно пошел навстречу пожеланиям папы: война, которую затевал Рим, вполне соответствовала собственным интересам графа.

Если Адемар из Пюи и Раймунд Сен-Жилль были посвящены в замыслы папы, то другие феодалы, надо полагать, догадывались, что Урбан II приехал во Францию с более значительными целями, чем только решение внутрицерковных дел. Смутное предчувствие каких-то серьезных событий, связанных с прибытием апостолика (так называют порой хронисты папу), ощущалось и в народных низах, вконец измученных бедствиями последних лет.

Не приходится удивляться тому, что в Клермон съехались тысячи рыцарей, множество лиц духовного звания, собрались несметные толпы простонародья. Вся эта масса людей не могла разместиться в городе, где происходил собор. Хотя на нем в течение недели (18–25 ноября 1095 г.) обсуждались обычные для совещаний такого рода темы — в первую очередь о «божьем мире», собор был на редкость многолюдным. По некоторым сведениям, здесь присутствовало свыше 200 (а по другим сообщениям, более 300) епископов и 400 аббатов. Впрочем, точный состав его участников неизвестен: цифры, приводимые на этот счет Фульхерием Шартрским, Гвибертом Ножанским и иными хронистами, расходятся между собой, документы же, в которых значились бы имена всех священнослужителей, съехавшихся в Клермон, не сохранились. Дошедшие