Лауру Фурро нашли зарезанной в подъезде собственного дома дней десять тому назад. Она возвращалась из Парижа на поезде метро, который приезжал в Биянкур в шесть десять утра, в то время, когда обитатели этого пригорода в большинстве своем уже трудились на заводах, а в меньшинстве — досматривали последние сны, поэтому свидетелей убийства полиции найти не удалось. Во всяком случае, так писали газеты.

Инспектор кивнул головой:

— Вот и вы причисляете ее к русским, хотя папу убитой зовут Огюст, а маму — Мадлен.

— Совершенно верно, она — русская француженка.

— «Русская француженка»… Хоть это и звучит странно, но выражает самую суть вещей. Итак. Отец мадемуазель Фурро — месье Огюст Фурро — родился в Петербурге и первый раз попал во Францию в сорок лет. Он из семьи французского гувернера, служившего у одного из ваших вельмож. Кстати, крещен в православии. Мама покойной, хотя и родилась во Франции, но жила в России с 18 лет, служила бонной, гувернанткой, учительницей французского. Сейчас мадам Фурро — председательница дамского Общества бывших француженок, в коем состоят ее сестры по несчастью, прекрасно жившие в России и не нашедшие себя на исторической Родине. А покойная Лаура — уроженка Рязанской губернии, родилась в поместье, где служили ее родители. А вы — бывший сотрудник русской полиции и именно тот человек, который мне нужен.

Осип Григорьевич затушил окурок в пепельнице:

— Вы хотите, чтобы я поискал убийцу Лауры среди наших?

— Да, именно этого я и хочу.

— Что, у вас в участке недостает служащих?

Д’Эврэ покачал головой:

— Я единственный представитель судебной полиции в Биянкуре. Служу я здесь недавно, агентуры почти не имею. К тому же среда здесь слишком специфическая, поэтому без внутреннего освещения мне никак не справиться.

— А зачем мне вам помогать?

— Я оплачу ваши услуги. Правда, на агентуру я получаю мало, но я готов добавить из своих…

— Спасибо, но мне хватает доходов с ресторана.

В это время в заведение зашла компания мужчин. Не успели они разместиться за столиком, как к ним подскочила симпатичная официантка.

— Карту[28] не надо, — сказал один из пришедших, — что сегодня дежурное?

— Рассольник и свинина с легумами[29].

— Несите, и графинчик ревельской.

Д’Эврэ посмотрел на новых посетителей и повернулся к Клоппу:

— Рабочие с Рено?

— Нет, — ответил Осип Григорьевич, — это шоферы, высшая эмигрантская каста, заводским в ресторанах столоваться не по карману.

— Понятно… Так вот. Когда мадемуазель Фурро вскрыли, выяснилось, что она была беременна, семь недель. Так вы нам поможете, месье Клопп?

Глава 2

Протез был так хорош, что Клопп передвигался только с тростью, да и хромал, как ему казалось, почти незаметно.

Фурро жили на углу рю дю Вье пон де Севр и рю де Катр шемине, рядом с магазином Пышмана, который торговал русскими продуктами. У Пышмана можно было найти все что угодно — от черного хлеба до черной икры. «Надо будет на обратном пути заглянуть, огурчиков соленых купить и икорки баклажанной», — подумал Клопп, проходя мимо магазина и кланяясь сидевшему на лавочке хозяину.

— У Сюртэ ажаны[30] кончились? — спросил месье Фурро, разлив по рюмкам «смирновскую» и протянув одну из них Клоппу — помянем.

Выпили.

— Они считают, что для этого розыска надобен человек, знающий русскую колонию изнутри. Я думаю, в этом есть здравый смысл, — ответил Клопп, цепляя на вилку кусок селедки.

— Лягушатникам дай волю, они все свои дела на нас, русских, переложат, — хрустнул соленым огурцом Фурро. — Да я, собственно, не против, ищите, Осип Григорьевич, по мне пусть хоть черт лысый ищет, лишь бы толк был!

— Спасибо, месье Фурро. Скажите, а почему в тот день дочь возвращалась домой так поздно?

— Вы хотели сказать, рано? Она работала на Монмартре, официанткой в ресторане. Раньше жила в отеле рядом со службой, но в последнее время дела в ресторане пошли плохо, ей урезали жалование, и платить 250 франков за комнату ей стало не по карману. Вот и моталась каждый день туда-обратно.

— Понятно. Позвольте осмотреть комнату Лауры?

— Ажаны перевернули там все вверх дном, я всю ночь потратил, чтобы прибраться, Мадлен пыталась помочь, но… Только какую-нибудь вещь Ларочкину в руки возьмет — в слезы… Впрочем, извольте, если считаете нужным.

Комнатка покойной мадемуазель была маленькой и нарядной. Старый гардероб, узкая кровать, книжная полка на стене, тумбочка и столик с большим зеркалом составляли всю ее обстановку. На подоконнике сидели белый плюшевый медведь и розовый заяц, в шкафу висели три платья, плащ и зимнее пальто, в тумбочке стояла шкатулка с бижутерией. Было совершенно непонятно, что тут можно было разбирать всю ночь.

— В моей молодости барышни заводили себе эдакие, знаете ли, альбомы. Сейчас это разве не распространено у молодежи? — спросил Осип Григорьевич хозяина, закрывая прикроватную тумбочку.

— Когда в гимназии училась, писала в какие-то тетрадки, их полиция забрала. Но как на службу пошла — не до тетрадок стало, спать было некогда.

— Понятно. Позвольте, я платье осмотрю?

— Они и платье смотрели, выгребли из карманов все бумажки, даже старые билеты на метро с собой унесли.

Клопп все же снял с вешалки пальто и поочередно сунул руку в карманы. Один вывернул. Низ кармана был зашит крупным стежком.

— Сейчас шьют из такой ткани, что через месяц карманы рвутся, если кладешь в них что-нибудь тяжелее двухфранковой монеты, — посетовал месье Фурро.

— Это да, — сказал отставной полицейский, ощупывая низ пальто. — Не будете ли любезны дать мне ножницы или нож?

— Пожалуйста. — Отец убитой вышел из комнаты и вскоре вернулся с большими ножницами с выкрашенными зеленой краской ручками.

Осип Григорьевич поддел и разрезал нитку, сунул руку за подкладку и извлек на свет божий осьмушку бумаги.

— Что это? — Фурро вытянул шею, стараясь разобрать надписи на листочке.

— Это счет об аренде ящика в десятом почтовом бюро на пляс Марсель Сенба. Не знаете, зачем ваша дочь абонировала его в октябре прошлого года?

— Как вы без ассансера[31] обходитесь? — посетовал Клопп, останавливаясь у подъезда и вытирая платком пот со лба.

— Привыкли, — сказал Фурро, — а что, в вашем доме подъемная машина имеется? Это какая же у вас лайя[32]!

— Я особняком живу[33], — похвалился Осип Григорьевич. — У меня даже огородик есть.

— Счастливый вы человек!

На почте затруднений не возникло. Директор бюро, выслушав просителей и внимательно разглядев квитанцию, попросил справку мэрии о смерти Лауры Фурро и выписку о ее рождении. Все эти документы Огюст Генрихович предусмотрительно захватил с собой, причем выписка из метрической книги