стояла в небе, которое уже приобрело оттенок царственного пурпура. Примерно на половине пути между самой дальней и самой близкой точками ее эксцентрической орбиты она казалась сходной по размерам с земной луной; только цвет ее был скорее медным, чем серебряным. На это чудесное зрелище О'Малли только скривился. Ракш сближалась с Рустамом, а значит, планете грозило увеличение приливо-отливных течений в плотном воздухе низменных районов, а это приведет к возникновению еще более грозных бурь ко времени равноденствия.

Автопилот предупреждающе пискнул, и О'Малли принужден был переключить внимание на управление аэрокаром. В самом лучшем случае управление можно было назвать сложным: в этой неустойчивой атмосфере, при силе тяжести на четверть выше, чем на Терре, сконструированная и построенная по земным меркам машина была не особенно надежна. О'Малли подумал: а наступит ли когда-нибудь день, когда эта колония начнет строить собственные летающие машины, в которых будут учтены достижения собственного опыта? Три тысячи людей, ютящихся в мире, который природа явно для них не предназначала, вряд ли могли в короткий срок создать у себя промышленное производство.

Снижаясь, он увидел, как ферма Джошуа Коффина постепенно вырастает четким черным силуэтом на фоне неба и кучевых облаков. Здания фермы были низки, но выглядели массивными, какими и должны были быть, чтобы выдержать здешние ураганы. Ни гимовых деревьев, ни перистых дубов здесь не вырубили, во-первых, потому, что они давали густую тень, а во-вторых, выполняли роль ветрозащитной полосы. Они тоже смотрелись как силуэты, кроме одного, на котором фосфоресцировало гнездо феникса-шалашника.

О'Малли приземлился, поставил аэрокар на тормоза и выпрыгнул из машины — крупный веснушчатый мужчина атлетического сложения, несмотря на то что время уже успело посеребрить его рыжую шевелюру и добавить жирка на талии. Он носил весьма щеголеватый комбинезон, заметно отличающийся от суровой простоты одежды Коффина. Хозяин фермы был уже здесь и, согласно законам гостеприимства, помогал укрепить ремень безопасности аэрокара на швартовочной тумбе. Это был высокий костлявый человек с грубыми и суровыми чертами лица, выдубленной солнцем кожей и серо-стальной щетиной на голове.

— Привет тебе, — сказал он, и мужчины крепко пожали друг другу руки. — Что такое приключилось, чего нельзя было бы обсудить по телефону?

— Мне нужна помощь, — ответил О'Малли. — Дело может оказаться то ли конфиденциальным, то ли нет. — Он тяжело перевел дух. — Господи, да когда же мы обзаведемся настоящими лазерами, а не этими дурацкими уоки-токи, которые могут прослушиваться любым соседом-сплетником!

— Не верю я, что в нашем хозяйстве есть секреты, которые надо охранять, — сказал несколько резко Коффин. Хоть он за последние годы и помягчел, но О'Малли сразу вспомнил, что его хозяин был и остается убежденным пуританином. Обстоятельства заставили этого космического капитана поселиться на Рустаме, и среди них немалое значение имело желание избавиться от перенаселенности, коррупции, нищеты, загрязнения среды и тирании на Земле. Он никогда не принимал участия в движении конституционалистов. Больше того, их рационалистическая, свободолюбивая философия, близкая к гедонизму, до сих пор, без сомнения, раздражала его суровую религиозность.

— О, я вовсе не это имел в виду, — торопливо поправился О'Малли. — Дело в том… Скажите, а нельзя ли нам где-нибудь уединиться на несколько минут?

Коффин долго вглядывался в лицо гостя сквозь сгущающиеся сумерки, прежде чем кивнуть головой в знак согласия. От взлетной полосы они пошли по гравийной дорожке между декоративными кустами. Звездочник уже зацветал и теперь наполнял воздух ароматом корицы, смешанным с чем-то еще — возможно, с запахом свежего сена, скошенного в прохладный день. О'Малли заметил, что Тереза Коффин наконец добилась своего: ее розы тоже зацвели. Сколько ж пришлось ей потрудиться над этим, отрывая редкие свободные минуты от забот по дому, от воспитания детей и от главного: необходимости заложить фундамент будущей жизни — менее суровой, чем теперешнее существование на Рустаме. Помимо знаний и изобретательности, чтобы заставить земные растения расти здесь, требовались еще упорство и терпение. Жизнь в своей основе была тут сходной с терранской, но это вовсе не означало, что экология или почва, созданная этой экологией, были идентичны.

Мелкий гравий скрипел под ногами.

— Что-то новенькое — посыпанная гравием дорожка, — заметил О'Малли.

— Прошло уже два года, как мы ее сделали.

О'Малли стало неловко. Неужели прошло столько времени с его последней встречи с этими людьми? Хотя что у него общего с этими фермерами — такими, как этот, — у него, профессионального искателя приключений? Его удивило другое — в последний раз он ходил по гравийной дорожке в поместье на Терре, в Ирландии, на островке лужаек и цветников среди тяжелого сельского труда и нищеты наступающего мегалополиса. А скрип гравия там бьш потише, верно? Нет, конечно. Просто его ноги там ступали на гравий с тяжестью, равной четырем пятым здешней. И даже в Верхней Америке воздух куда плотнее, нежели на морских побережьях Земли, и он туг лучше передает звук, а также превращает такой простой обряд, как приготовление чая, в своеобразный вид искусства…

Диск Раюйа пересек летун — теплокровное создание, покрытое перьями, несущее яйца, но со столь странными особенностями физиологии, что его никак нельзя считать птицей — разве что по названию. Где-то издала трель поющая ящерица.

— Ну, — сказал наконец Коффин, — так что же у вас за дела?

О'Малли подумал, что невежливо заставлять Терезу так долго ждать гостя, да и молодежь тоже, пожалуй. Он поглубже вдохнул воздух и начал:

— Фил Херцкович и я проводили научные исследования на низких равнинах вокруг залива Ардашир. Помимо картографических работ, мы снимали старую стационарную аппаратуру, уже отработавшую свое, и устанавливали новую… Понимаете, рутинные процедуры. Циклонический шторм захватил нас на средних высотах, где такие вещи нередки. Наш кар потерял управление. Пилотом был я. Я попробовал посадить его на воду на поплавках, но это у меня не получилось. Самое лучшее, что я мог сделать, — совершить вынужденную посадку в береговых джунглях. Во всяком случае, верхушки деревьев смягчили удар. Но и тогда Фил обзавелся парой сломанных ребер — фюзеляж треснул прямо рядом с его креслом.

Лес мы не очень повредили. Кроны над обломками кара сомкнулись сразу же. Посадочных площадок поблизости нет. Мы послали сигнал бедствия, а потом пятьдесят километров перли пехом, пока не нашли лужайку, где спасатели смогли сесть.

Это случилось пять дней назад. Несмотря на то что я не был ранен, я до сих пор не оправился от шока и переутомления.

— Хм… — Коффин почесал подбородок и искоса глянул на гостя. — А почему об этом инциденте не передавали в новостях?

— По моей просьбе. Понимаете, я подумал… О том, о чем хочу