завтра, — строго напомнила Джудит. — Истощение — это тебе не шуточки.

— Может, я хоть немного утешу тебя, если скажу, что Джошуа приказано лежать на целый день дольше и злится он еще сильнее? — промолвил Вулф, опуская свой широкий зад на стул и вытаскивая из кармана рубашки сигару.

— Как Дэнни? — спросил Свобода.

— Он совсем поправился и наслаждается жизнью, — ответила Джудит. — Тереза держит меня в курсе. Простите, мэр, но мне пора заняться делом. Мы твердо решили справить свадьбу послезавтра, как только Джош сможет прийти.

Дверь за Джудит закрылась. Вулф выудил из-под куртки плоскую бутылку.

— «Настойка лесная», — хриплым шепотом поведал он Свободе. — Лучший из моих сортов.

Ян принял подношение, не выказав особой благодарности.

— Надеюсь, ты пришел, чтобы дать мне кое-какие объяснения?

— Гм! Изволь, если желаешь. Хотя я не понимаю, что тут объяснять. Вы с Джошем спасли мальчика, вы оба герои. Пусть это и не мое дело, но мне кажется, что Джош решил для себя за время путешествия некоторые личные проблемы. Никогда прежде я не видал его таким откровенно счастливым. — Вулф подпалил кончик сигары и, картинно выпустив дым, добавил: — Тебя, наверное, интересует, что говорят врачи о Дэнни?

— Что? — Свобода сел, выпрямив спину. — Ты же сказал — с ним все в порядке.

— Да, да. Но его тщательно обследовали, и выяснилось, что у Дэнни фантастическая переносимость высокого атмосферного давления. Речь не идет о сверхчеловеческих мутациях и прочей ерунде. Просто его выносливость находится на грани человеческих возможностей. И он вполне мог бы жить на уровне моря, если бы захотел. Сдается мне, — задумчиво продолжал Вулф, — именно поэтому он так любил мечтать о подоблачных землях. Спуск никогда не ассоциировался у него с дискомфортом, даже с таким подсознательным ощущением, какое возникает у тебя или у меня, когда мы спускаемся с какого-нибудь пригорка прямо здесь, на плато. Дэнни, очевидно, замечал, что большинству ребят становится плохо, если они забредают слишком низко по северному склону плоскогорья. А поскольку они сделали из него изгоя, он уносился мыслями туда, где никто не мог его достать.

Свобода глотнул из бутылки и передал ее Вулфу.

— Хотелось бы как-то прекратить ребячьи издевки над Дэнни. Он мальчик умный и отважный, он такого не заслуживает.

— Это уже не проблема, — ответил Вулф. — Тереза говорит, после того как Дэнни сыграл роль Робинзона Крузо и выжил там, где выжить считалось невозможно, однокашники буквально смотрят ему в рот и ловят каждое слово. Больше того: я намерен довести до всеобщего сведения, насколько важен для нас Дэнни. Он ведь теперь на Рустаме самый ценный человек. Будем надеяться, слава не вскружит ему голову.

— То есть?

— Подумай сам, дружище. Дэнни — первый настоящий рустамец. Когда он подрастет, то сможет идти куда захочет и делать что пожелает на всей этой чертовой планете. Его потомки превзойдут числом всех прочих, ибо они будут гораздо лучше приспособлены к окружающей среде. Я надеюсь, что среди экзбгенов найдутся ему подобные, ведь доноров спермы и яйцеклеток подбирали с учетом местных условий. Но даже если второго такого не будет, Дэнни станет родоначальником. И задолго до того как Верхняя Америка начнет задыхаться от перенаселения, первопроходцы отправятся обживать нижние земли. Они сохранят дух свободы живым на благо всех поселенцев.

Свобода медленно кивнул:

— Мне самому следовало догадаться, просто было не до того.

Вулф похлопал его по руке:

— И ты, Ян, спас для нас сие бесценное сокровище. Ты не только спас человеческую жизнь, что само по себе достойно всяческих похвал, — ты оказал нашему будущему такую неоценимую услугу, которая сделает тебя предметом восхищения всей планеты.

Выбирай себе приз по вкусу, дружок! Хочешь быть следующим мэром? Хочешь, чтобы сотня опытных рабочих вырыла для тебя новую шахту? Тебе стоит только сказать. Ну, ты и теперь не рад, что я заставил тебя пойти на поиски?

Свобода отдернул руку. Ярость затуманила ему глаза.

— Лучше не вспоминай об этом, — сказал он.

— Почему, Ян? — Вулф удивленно приподнял брови. — Разве ты не рад?

— Я рад, что мальчика удалось спасти. Я даже рад, что сам пошел за ним: будет о чем вспомнить. Но мне не нужна твоя дурацкая популярность.

— Она твоя, Ян. Хочешь ты или не хочешь, но она твоя. — Вулф провел пальцем по носу. — Тут уж ничего не попишешь. Вся Верхняя Америка знает о твоем героизме. Джудит не рассказывала, как трезвонит у вас дома видеофон? Цветы и депутации хлынут потоком, стоит тебе только встать на ноги.

— Слушай! — завопил Свобода. — Я тебя знаю как облупленного, Терон! Ты чудесный, умный, отзывчивый, веселый и абсолютно свободный сукин сын. Ты понятия не имел о хромосомах Дэнни, когда шантажировал меня. Зато ты знал, что Джош и я — это две пары крайне ценных рук в наших стесненных экономических обстоятельствах. А Дэнни всего лишь маленький мальчик, и экзогенов у нас в запасе полно. Почему ты заставил меня идти за ним?

— Ну как тебе сказать? — Вулф погладил бородку. — Обыкновенный альтруизм. Человеческая порядочность. Я и сам пошел бы, не будь я таким старым и толстым.

Свобода нецензурно выругался.

— Черта с два ты пошел бы! У тебя на уме было что-то другое. О'кей, я готов признать, что лучше тебя никто не справился бы с управлением колонией. Нам не нужен симпатичный и гуманный лидер, нам нужен именно такой безжалостный сукин сын, как ты. Мы с Джошем были пешками в твоей игре. О'кей. Но я требую объяснить почему!

Вулф внимательно изучал пепел от своей сигары.

— Положим, ты имеешь на это право, — сказал он. — И я верю, что ты сохранишь мой секрет. Мне просто трудно сформулировать свои побуждения. Я их чувствую кожей, как острый и твердый клинок, но словами передать не могу.

Свобода откинулся на подушки.

— Я жду, — сказал он.

Вулф хихикнул, закинул ногу на ногу и выпустил целое облако дыма.

— Ну ладно. Как ты помнишь, соседи Джошуа помогали ему обыскивать плато, пока сами были в безопасности. Но спуститься в Расщелину отказались, хотя было ясно, что Дэнни направился именно туда. Отказались, ссылаясь на жатву. То есть их драгоценное зерно было для них важнее жизни мальчика.

— Но… — Свобода покраснел. — Но если бы ливни загубили урожай, колонии пришлось бы туго.

— Это дерьмовый аргумент, Ян. Подумаешь, туго! С голоду никто бы не помер. Просто затянули бы потуже пояса на один рустамский год, то бишь на восемь-девять земных месяцев. Неужели ты и впрямь согласился бы обречь мальчонку на смерть ради лишней тарелки на своем столе?