- Чадо, - спросил священник, - а сколько раз ты успел перечитать то Евангелие, которое я тебе давал?

- Я... - Влад замялся, потому что со времени отъезда из замка совсем не открывал ту книжку. Княжич не открывал её с тех самых пор, как Ивола отвлекла его от чтения и позвала в сад, чтобы вешать на дерево мерцишоры. Княжич не мог признаться, что так легко забросил чтение, поэтому сказал:

- Я не помню сколько раз, но достаточно, чтобы знать почти наизусть.

- Хорошо, - кивнул наставник, - тогда скажи мне, как ты понимаешь начальные слова этой книги: "Вначале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог".

Влад задумался на мгновение и выпалил:

- Я понимаю это так, что в давние времена Бог сказал людям слово, и люди жили по Его слову, а сейчас люди живут, как хотят, и слово Божье забывается.

- Что ж, - улыбнулся наставник. - Мысль занятная, и ты в чём-то близок к истине, но на самом деле начальные слова в Евангелии от Иоанна кратко повествуют о сотворении мира.

- Да? - удивился княжич.

- Да, - сказал наставник. - Мир был сотворён словом, но слово это особое.

- А что в нём особого? - озадаченно спросил Влад, предвидя, что сейчас начнётся головоломка.

Наверное, отец Антим считал, что ученик зря боится головоломок, поэтому улыбнулся и таинственно произнёс:

- Божье слово считается особым по многим причинам, но главное в том, что слово Божье имеет силу созидания.

- Созидания? - переспросил княжич, и вдруг его осенила догадка. - А ведь слово государя тоже имеет силу созидания. Государь говорит, а слуги исполняют, и происходит созидание. Так же и у Бога? Ты это хотел сказать, отче?

- Нет, - опять улыбнулся наставник, - я хотел сказать - слово Божье имеет силу созидания, потому что слово Божье это и есть созидание. Слово Божье это не звук и не крючки на бумаге, как некоторые думают. Слово Божье это нечто большее. Греки называют его "логос". К сожалению, на славянском языке так хорошо и точно не скажешь. Логос это источник слаженности и красоты. Логос это добро. Логос всё созидает и противостоит злу, которое всё путает и разрушает.

Княжич почувствовал, что от напряжения мысли у него начинает болеть голова.

- Если слово Божье - вовсе не слово, а созидание, то слово по сути считается делом? - спросил он. - А если это не слово, а дело, тогда почему его называют "слово"?

- Потому что с помощью него Господь разговаривает, - сказал священник. - Конечно, Бог может говорить и человеческими словами, но чаще Он говорит так, что не всякий поймёт. Чаще всего Бог сообщает что-то не трубным гласом, а через некое событие. Кому-то это событие покажется случайным, а кто-то угадает в нём часть большого замысла, но лишь угадает, а не увидит, ведь человек по сравнению с Богом - маленький жучок. Бывает, жучок оказывается в луже. Мимо едет воз с сеном. С воза падает травинка, которая помогает жуку выбраться, но жучок не видит воза, не видит волов, тянущих этот воз, и не видит крестьянина, который идёт рядом с волами и погоняет их. Жучок слишком мал, чтобы разглядеть всё это. Он видит лишь травинку. И если травинка упала в лужу, значит, Бог говорит со Своей тварью.

Через много лет Влад, уже сделавшись государем, вспомнил об этом разговоре, ведь неожиданное приглашение на деревенскую обедню в селе Отопень заставило задуматься всерьёз. "А что если вся моя нынешняя поездка в монастырь является чудом? - задался вопросом князь. - Что если все мои дорожные встречи не случайны? Что если Бог вступил со мной в беседу, но говорит не трубным гласом, а через события? Вдруг Он хочет напомнить мне о чём-то или что-то объяснить?"

Так размышлял князь, оказавшись на деревенской площади перед маленьким храмом, но размышления эти прервала старуха, державшая в руках поднос с серебряными стаканами и порезанным белым караваем на блюде. В стаканах была та самая вода, о которой говорил Влад, когда жаловался старосте на жажду и утверждал, что колодезная вода вкуснее, чем вода из походной фляги.

- Испей, государь, водицы. Покушай хлебушка, - сказала старуха, степенно кланяясь, и только тогда государь сообразил, что пора бы слезть с коня, и что все ждут только этого.

Несомненно, церковные служители уже надели облачение. Теперь им предстояло торжественно выйти из храма, чтобы начать освящение вина и просфор, но пока венценосный гость не слезет с коня и не займёт положенное место в первом ряду молящихся, ничего не могло начаться.

Князь высвободил ноги из стремян, соскочил на землю и хотел уже отведать воды, но тут к старухе подошёл Войко:

- Сперва я, государь, - сказал он, взял с подноса один из стаканов, пригубил, а затем подал этот стакан господину.

- Для чего опять церемонии? - устало спросил Влад. - Неужели ты думаешь, что кто-то здесь собрался меня травить?

- Положено пробовать, - возразил боярин, взяв в рот кусочек хлеба.

- Ну, значит, ты тоже не сможешь причаститься на нынешней обедне, - заметил правитель, с видимым удовольствием допивая холодную колодезную воду и доедая кусок каравая. - Если ты пробовал моё питьё и пищу, то осквернил своё нутро так же, как я.

- Когда государь ест и пьёт, то же делают все его слуги, - ответил Войко, повторяя недавние слова старосты. - Слуги обязаны следовать примеру господина и надеяться, что видят перед собой пример разумный. Если господин едет в монастырь, они едут тоже. Если господин не причащается, то и слуги не станут.

- Вот-вот, - сказал князь, будто не понимая, к чему клонит боярин. - Мы успеем причаститься ещё не раз, пока будем в монастыре. Поэтому я могу позволить себе пить воду, когда меня мучает жажда. Ни к чему сейчас терпеть лишения.

Влад не стал говорить Войке, что пил воду не только для того, чтобы утолить жажду, но и для того, чтобы зримо нарушить правила, требующие ещё с вечера перед причащением воздержаться от пищи и питья. Теперь у государя появился благовидный предлог, чтобы участвовать в церковной службе как сторонний наблюдатель, а не как человек, принадлежащий к здешней общине.

"Конечно, перед Богом все равны,