разговор с Гитлером. Дожидаться окончания разбора обстановки мне предстояло у барака. Майор Зандер, начальник управления эксплуатации линий связи при фюрере, составил мне компанию. Он был прежде ловким кавалеристом, пользовался доверием Фелль-гибеля, потому что мог обеспечить любую необходимую связь с высшим командованием и поддерживать безупречный контакт с генералитетом штаба. Он рассказывал, как стоял 20 июля вместе с Фелльгибелем рядом с бараком, до того как прогремел взрыв.

Он также поговорил с графом Штауффенбергом и видел, как тот уехал. Зандер передал мои донесения новому шефу. Очень высокомерный, с маршальским жезлом на письменном столе, меня приветствовал фельдмаршал Кейтель[133], он так и не наметил основное направление моей работы. Генерал-полковник Йодль[134] не удержался, чтобы не сказать: «Теперь, когда за дело взялся баварец, все будет в порядке».

Об обстановке в Нормандии, об условиях, в которых там приходилось сражаться немецкому солдату, не спросили ни Гитлер, ни Кейтель и Йодль. Напрасно я потратил время на пути сюда на подготовку небольшого сообщения. Как и по отношению к событиям на Восточном фронте, они считали, что гораздо лучше разбираются в обстановке, чем непосредственные свидетели и фронтовые бойцы.

Поскольку я знал, что связь, налаженная Фелльгибелем, находилась в наилучшем состоянии, под «возмутительными вещами» можно было понимать только политические события. В этот день застрелился начальник поста управления разведки средствами связи после допроса в гестапо. Как я мог работать, когда сотрудников моего штаба забирали и увозили?

Я пошел к советнику уголовной полиции, который отвечал за охрану Гитлера. Он направил меня к Кальтенбруннеру, который вел расследование покушения. Уже на следующий день генерал-полковник Гудериан вылетел в Берлин принять участие в «суде чести». Его просьба разрешить ему оставить командование была отклонена. Он взял меня с собой. Сначала я посетил генерал-майора Арнольда, который в качестве преемника Хасселя был назначен начальником группы управления N при командующем армией резерва. Я впервые побывал в помещениях на Бендлерштрассе, где работал Фелльгибель, будучи начальником связи вермахта. Тиле был начальником его группы управления.

Доверявший мне доктор технических наук полковник Трубе, начальник отдела при главном уполномоченном по техническим средствам связи, настоятельно просил меня занять эту должность. Я еще плохо понимал его задачи. Ради более важных дел следовало отложить решение вопроса. Кого мне предложить в преемники Тиле? Тщательно все обдумав, я обратился к генерал-лейтенанту Гиммлеру, фронтовику и бывшему в прошлом начальнику отдела в Управлении вооружений сухопутных войск. На этом посту он имел большие заслуги, знал, как следует вести дела, занимая высокую должность. Обратившись к генерал-лейтенанту Оберхойсеру, он вполне мог получить место в главном командовании «Запад», ведь военная администрация Франции прекратила свое существование. Вскоре последовало назначение. В течение следующих месяцев я прекрасно сработался с Гиммлером, старшим меня по возрасту, и нашел у него полную поддержку. Затем все вопросы стали решать на Альбрехтштрассе у обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Первоначально он не хотел прислушиваться к моим предложениям, требуя создания собственной сети связи. За этими требованиями последовали другие, частично из-за недоверия, частично из-за того, что он плохо представлял себе, что необходимо сделать. Я попробовал описать ему все преимущества большой, предназначенной для всех сети связи, однако мне не удалось пресечь его стремления к дальнейшему дроблению сети. Затем я высказался относительно обвинения Фелльгибеля в государственной измене, так как он протянул линии связи в Швецию и Швейцарию. Чем я мог доказать противоположное, будучи убежденным в его невиновности? Кальтенбруннер выдвинул разумное предложение, что надо задать необходимые вопросы лично Фелльгибелю через штабного офицера.

По поводу судьбы остальных подозреваемых сотрудников он посоветовал обратиться к шефу гестапо Мюллеру. Он сказал, что начальник управления разведки средствами связи напрасно покончил жизнь самоубийством. Его причастность к заговору не была доказана. Остальных сотрудников гестапо не подозревало. Предоставить информацию о Фелльгибеле, Тиле, Хане и Хасселе Кальтенбруннер отказался.

На обратном пути в самолете Гудериан пребывал в угнетенном состоянии. В разговорах он упоминал некоторых достойных офицеров, которые не знали, как вести себя на допросах в гестапо, с непонятной откровенностью они рассказывали обо всем, что они знали о планах заговорщиков. Им было привычно давать показания перед офицерским судом чести, а не следователями из гестапо. Признавших себя виновными «сообщников» увольняли из рядов армии и передавали палачу. Гудериана глубоко удручало то, что он мог спасти от виселицы лишь немногих. Этот отвратительный способ казни, принятый для солдат, еще больше оттолкнул нас от Гитлера. Я последовал совету Кальтенбруннера и дважды посылал офицеров штаба к Фелльгибелю с опросным листом, в котором перечислялись предъявленные ему обвинения. Оба раза в своих ответах он отрицал свою вину в государственной измене и заявлял, что он, будучи солдатом, никогда не занимался шпионажем, работая на врага или нейтральные страны. Это был единственный результат.

Как новости из самой Ставки фюрера могли быть известны уже несколько часов спустя на радиостанции союзников в Кале? И продолжалось это уже довольно длительное время. Я направил роту радиоразведки в Ставку фюрера, чтобы попытаться обнаружить нелегальный радиопередатчик. Это не дало никакого результата. Потом возникли предположения, что телефонисты на коммутаторе в Ставке могли подслушивать разговоры Гитлера или подключались какие-то посторонние люди, не имевшие на то разрешения. Поблизости располагался полк связи 4-й армии, которым командовал подполковник доктор Альт, в 1918 г. бывший моим адъютантом. Как-то вечером по договоренности со своим штабом и по моей просьбе он прибыл с двумястами солдатами на автобусах и грузовиках на коммутационный пункт Ставки. Находившиеся в это время в офицерском клубе все офицеры батальона связи фюрера были задержаны. Я объяснил им это тем, что против них возникли, видимо, необоснованные подозрения и поэтому необходимо провести проверку. Несколько часов шел обыск на распределительном пункте в поисках параллельных подключений, но ничего не было найдено.

Телефонным коммутатором, от которого шли многочисленные линии связи в Берлин и на все фронты, пользовались не только в штабе оперативного руководства вермахта, но и лично Гитлер и Борман и вспомогательный персонал. Я предложил фельдмаршалу Кейтелю вести прослушивание телефонных разговоров и для этой цели привлечь на паритетных началах рядовых солдат и членов партии. Он выразил согласие, но сразу же исключил участие не только Гитлера, но и себя. Неблагодарным занятием было привлекать офицеров штаба вермахта, со стороны гражданских лиц не было никого. Я сообщил Кальтенбруннеру о своей инициативе; он со своей стороны попросил составить список подозреваемых лиц и передать его Гитлеру.

В Ставке фюрера существовала непревзойденная «Гостевая служба» для фельдмаршалов, часто приезжавших с фронта, а также для других гостей со всей страны. Супруга высокого