отправиться на похороны. Но германский консул в Сараеве доложил о существовании там заговора с целью его убийства, если он появится, и Бетман убедил его остаться в Берлине. Поэтому он не принимал участия в мелочной мести австрийского двора паре, отвергшей его чопорные условности. Скрытность и поспешность, с которой их тела были преданы земле, вызывает подозрение, что история консула на самом деле имела австрийские корни и была призвана удержать Вильгельма от прибытия туда, где его не ждали. Важным побочным продуктом была ликвидация шанса для европейских монархов встретиться и лично обсудить ситуацию. Австро-венгерское правительство продолжало выполнять свою задачу примирения разных взглядов на рвение, с которым оно должно действовать. Когда фон Чиршки доложил, что порекомендовал осмотрительность, Вильгельм записал: «Кто его просил? Это идиотство… Ему следовало прекратить подобную чушь. Сербов необходимо уничтожить, и как можно быстрее. Сейчас или никогда».

Даже те австрийцы, которые больше всех стремились напасть на Сербию, плохо себе представляли, что могут получить благодаря войне. Конрад фон Бетцендорф считал перспективы победы небольшими, но был уверен, что такое древнее королевство и такая известная армия не должна погибнуть, даже не попытавшись дать бой за себя. Поэтому венское правительство решило поставить свой курс в зависимость от поддержки, которую оно может получить от германского союзника. Специальный посланник был отправлен в Берлин 4 июля, и, как только он прибыл, посол Австро-Венгрии Сегени, прозванный Вильгельмом Цыганом, был приглашен на ужин в Потсдам, чтобы заодно доставить письма. Одно – это депеша, которая готовилась еще до убийства. В ней обсуждались скорее проблемы, чем решения, касающиеся политики на Балканах. Единственное упоминание о конфронтации с Сербией было в постскриптуме, где говорилось о невозможности урегулирования разногласий. «Монархия, таким образом, должна твердо разорвать нити, которые ее противники стараются свить в паутину над ее головой». Вторым было личное письмо от Франца Иосифа, описывающее убийство, как прямой результат сербского и русского панславизма, единственной целью которого являлось ослабление Тройственного союза и распад габсбургской монархии.

«Проведенное расследование установило, что сараевское убийство было не действием одиночки, а результатом хорошо организованного заговора, корни которого тянутся в Белград. Хотя, вероятно, будет невозможно точно установить причастие сербского правительства, не может быть никаких сомнений в том, что его политика объединения южных славян под сербским флагом стимулирует преступления подобного рода, и продолжение этой ситуации является постоянной опасностью для моей династии и моих земель».

Это была удивительно точная оценка ситуации, учитывая, как мало подтверждающих свидетельств могло быть доступно в то время[71]. Письмо императора оканчивалось следующим образом: «Сдержать натиск славян и обеспечить для нас мир можно, только если Сербия, которая в настоящее время находится в фокусе панславянской политики, будет ликвидирована как политический фактор на Балканах. После недавней трагедии в Боснии вы тоже, полагаю, убеждены, что больше нет надежды сгладить разногласия, разделяющие нас и Сербию. Политика мира, которую проводят все европейские монархи, всегда будет под угрозой, пока банда преступников в Белграде останется безнаказанной».

Форма наказания не уточнялась. В то время, когда писалось это письмо, самой предпочтительной схемой считалось внезапное вторжение.

Внимательно прочитав оба документа, кайзер сказал послу, что Австро-Венгрии должны быть рекомендованы решительные меры против Сербии, но, поскольку он видит в этом возможность серьезных европейских осложнений, ему необходимо проконсультироваться с канцлером, прежде чем дать ответ. Пока они ждали прибытия Бетмана, Сегени продолжал тактичное «прощупывание», в ходе которого Вильгельм его заверил, что Франц Иосиф может рассчитывать на поддержку Германии. Кайзер согласился, что было бы ошибкой откладывать действия против Сербии. Отношение России, разумеется, будет враждебным, но, даже если дойдет до войны между Россией и Австро-Венгрией, Германия останется рядом со своей союзницей. Однако Россия не готова к войне и едва ли бросится в нее очертя голову. Вильгельм сказал: он хорошо понимает, что Францу Иосифу с его хорошо известной всем любовью к миру непросто решиться вторгнуться в Сербию. Но если австро-венгерское правительство решит, что это необходимо, момент является благоприятным и его нельзя упустить. Вильгельму всегда нравилось требовать, чтобы другие страны били, пока железо горячо. Теперь, судя по всему, его совет будет воспринят буквально.

В свое время прибыл Бетман и, не сомневаясь, подтвердил линию своего хозяина. Вильгельм заявил, что, хотя нет сомнений в том, насколько серьезен панславянский вызов монархии, Австрия должна сама принять решение. Необходимо сделать все возможное, чтобы не допустить перерастания австро-сербских разногласий в международный конфликт. Тем не менее Франц Иосиф не должен сомневаться в германской поддержке в столь тяжелый час. На следующий день Бетман переговорил в том же духе с послом, особо подчеркнув, что кайзер не должен фигурировать в вопросах между Сербией и Австрией, потому что они за пределами его компетенции.

Фон Мольтке находился в Карлсбаде, пытаясь справиться с болезнью почек, от которой он через два года умер. Он уже некоторое время повторял, что такой благоприятный момент для войны вряд ли повторится[72]. Тирпиц находился на отдыхе в Энгадине. Поэтому Вильгельм изложил все происшедшее их заместителям. Общее мнение военных заключалось в том, что, чем скорее Австрия двинется на Сербию, тем лучше. Маловероятно, что Россия вмешается. Моряку Вильгельм сказал, что царь вряд ли станет защищать цареубийц, в то время как Россия в военном и финансовом отношении неспособна воевать. Французы также находились в финансовом кризисе. Им не хватало тяжелой артиллерии, и можно было ожидать, что они будут сдерживать Россию. Никаких военных мер в результате этих бесед принято не было. Что касается армии, ничего не надо было делать – оставалось только начать мобилизацию, а ее планы были пересмотрены и скорректированы еще весной. Сразу после окончания встречи Вильгельм отбыл в военный круиз. Он предложил его отложить, но Бетман решил, что это вызовет ненужную тревогу. Позже в министерстве иностранных дел сказали баварскому посланнику в Берлине, что они предложили использовать отсутствие кайзера и фон Мольтке как свидетельство того, что действия Австрии, которые ожидались в ближайшие дни, застигли их так же врасплох, как и всех остальных.

Пропаганда союзников впоследствии уделила много внимания Совету короны, проведенному 5 июля в Потсдаме, на котором были приняты планы военных действий. Только совершенно непонятно почему. Реальная критика германского правительства в тот судьбоносный день заключалась в том, что вообще не было подробного обсуждения доводов за и против подстрекательства Австрии к военным действиям! С другой стороны, едва ли можно было сомневаться, что, если бы подобное обсуждение имело место, исход был бы тем же. Отношение Германии определил опыт прошлых лет. Утверждалось с некоторой степенью правдоподобия, что Германия должна была, по крайней