Шрифт:
Закладка:
– Ты… правда… поцеловала меня… когда я истекал кровью… на спине летящего симурга? – проговорил он, тяжело дыша. – Ты выбрала… самое неподходящее время.
Я снова его поцеловала, коснувшись одних лишь губ, потому что во рту у него еще была кровь. Мои окровавленные губы оставили на нем след.
– Я думала, что умру, и не хотела умереть, не поцеловав мужчину. Но это оказалось не так, как я ожидала.
Совершенно не отличалось от поцелуя с девушкой.
– Создание, которое единодушно считают несуществующим даже Философы, хотя эти придурки не согласятся друг с другом даже в том, что восток – это восток, только что принесло нас сюда, а у тебя на уме одни поцелуи?
– У меня на уме была смерть. Не помнишь, что ты сказал, когда сам думал о смерти?
Он ухмыльнулся и вспыхнул:
– Ну, знаешь, я и правда думал, что умираю. – Он с воодушевлением вздохнул. – Жизнь… Никогда больше не буду воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся.
По его венам, похоже, растекался тот же огонь, что и по моим. После всего, через что мы прошли, это было вполне понятно.
– Ты сказал, что любишь меня, причем произнес именно слово «любовь», в романтическом смысле, а не десяток слов, которые мог бы употребить.
Он перекатился, словно хотел обваляться в песке.
– Хватит, хватит. О Лат, мне нужно немного финикового вина. Как думаешь, ты сможешь с помощью звезд раздобыть флягу? А может, сразу ванну? Я хочу понежиться в нем. Погрузиться в него.
Он уже выглядел пьяным. По меньшей мере, слегка не в себе.
Вдалеке послышался топот копыт – со стороны города на горизонте показались всадники. О Лат! Если это гулямы, мы не успеем убежать. Но, раз уж симург появился лишь для того, чтобы сбросить нас здесь, вероятно, это йотриды.
– Ты… расстроен? – спросила я.
– По правде говоря, поначалу я почувствовал себя обманутым. Но я понимаю, почему ты это скрывала. Ты считала себя злом, вроде Ашери. Но когда ты взяла меня за руку, я увидел Утреннюю звезду, ту самую, которую пробуждаю я, когда рисую кровавые руны. Это не Кровавая звезда, Сира, а значит, ты не такая, как Ашери.
Какое облегчение. И все же я получила свою силу от Дворца костей, в котором парила тысячи лет. Я видела, как танцевали друг перед другом звезды, сливаясь в катаклизме.
– То есть я… служу добру?
Эше поморщился, пытаясь сесть.
– О Лат, стоит мне пошевелиться, и все болит. – Он снова лег на песок. – Это не значит, что ты служишь добру. Это значит, что ты не Ашери.
– Ну, это я и так знала.
Знала ли?
Когда всадники приблизились, я выдохнула с облегчением – на них были кожаные жилеты, отороченные мехом синие кафтаны и жесткие шляпы с перьями аргуса: одежда йотридов. Они окружили наш бархан, и лошади взбивали копытами песок.
– Сира, – сказал Текиш, чье лицо было измазано сажей. – Я так и думал, что это ты.
– Он ранен, – сказала я, указывая на Эше. – Пожалуйста, помогите нам.
Несколько седоков спешились и забрались на бархан. Они протянули нам пухлые бурдюки. Я сделала большой глоток, радуясь тому, что снова среди союзников, хотя и странно было считать таковыми йотридов.
Жена Текиша, в забрызганной кровью жилетке, подошла ко мне и спросила:
– Это правда было… то, что я думаю?
Ее короткие волосы, как ни удивительно, очень подходили к ее резко очерченным скулам и точеным рукам. У моей матери была похожая фигура в те времена, когда она была охотницей, и она сетовала, что я слишком изнеженная, не умею обращаться с луком и предпочитаю играть с кроликами, а не охотиться на них.
– Это на самом деле был симург. – Ну конечно же. Я тысячу раз проходила мимо статуи. Тот же симург был отчеканен на монетах, выгравирован на доспехах, изображен на всякого рода знаменах и коврах повсюду в Кандбаджаре. – Прости, я забыла твое имя.
Ее раздраженное лицо тоже напоминало мне о матери.
– Эльнура. Идем же. Нужно возвращаться в лагерь.
Какое облегчение услышать, что у нас есть лагерь. Я села на лошадь позади нее. Эше с трудом держался на ногах, и Текиш привязал его к своей спине.
– Что произошло в городе? – спросила я Эльнуру, когда мы проскакали мимо раскидистой акации, похожей на гигантский кочан цветной капусты на ложе из риса с шафраном. О Лат, как же я проголодалась!
– Я заполнила семь мешков парчой, когда мы грабили дом какой-то богатой сволочи. А потом Пашанг приказал нам остановиться. Заявил, что ты его убедила. Так что… спасибо тебе.
– Спасибо мне?
– Спасибо тебе… потому что, если бы мы не прекратили грабить, пить и куролесить, не восстановили бы порядок, то сейчас лежали бы на спинах после атаки гулямов. – Она хмыкнула. – Мой муж тащил столько золота, что оно весило в два раза больше него, и вдруг в конюшне, где он держал свою лошадь, взорвалась бомба. Он с трудом оттуда выполз.
Я почесала в затылке. Похоже, я сделала что-то хорошее.
– Что ж, всегда пожалуйста.
– Мы уезжаем. Нет смысла драться со всеми этими гулямами. Это не наш дом.
Да, это мой дом. И мне нужно, чтобы они остались.
– А ты не думаешь, что здесь есть награда, за которую стоит побороться?
– За какую награду стоит умереть?
Тоже верно.
Йотриды по-прежнему удерживали южные и восточные стены вместе с прилегающими кварталами города. Я встретилась с Пашангом наедине в его юрте, стоящей с внешней стороны стены. Когда я вошла, он был без рубашки и медитировал – с прямой спиной, скрещенными ногами и закрытыми глазами.
Я топнула ногой:
– Как ты мог? Как ты мог оставить дворец без защиты?
Он простонал:
– Я оставил его хорошо защищенным, но люди Мансура потеряли желание сражаться. Хочешь знать почему?
Он показал на окровавленный мешок на полу.
Я охнула, вспомнив, как брат вывалил мне под ноги головы в точности из такого же мешка.
– Я видела, как они выставили голову. А остальное здесь?
Пашанг кивнул.
– Его тело покрыто ожогами, пальцы отрезаны, кости сломаны, где только можно. Он не ушел в иной мир безмятежно. В любом случае, его дети заслуживают того, чтобы захоронить его святилище – все, что от него осталось. – Он хмыкнул: – Возможно, все уже потеряно, Сира.
Я подавила мысль о том, что мы разговариваем в его юрте в присутствии безголового трупа, и сказала:
– Пашанг, разве ты забыл наши обещания? Я сожгла все мосты. Мой брак расторгнут. Здесь мой дом,