нагнул.

— Знаю тебя. — Слабо улыбнулась Красноперка. — Думала я и раньше большой дом собрать, под сирот-бродяжек, чтобы мастерству их обучить, чтобы к труду честному приохотить, да чтобы в тепле были, в сытости, в призоре… Много ли радости скитаться, что пес подзаборный?

— Доброе дело затеяла, — поддержал Сумарок.

— Все откладывала да откладывала, какой мне припен с этого доброго дела, думала? А тут, кажется, и пора бы. Слуда сказывал, ты меня откачал?

Сумарок плечами повел:

— Вместе с ним бились, он первый тебя на руках из лукошка вынес.

— Благодарю, Сумарок, что в стороне не остался. От слов своих не отказчица: надумаешь дом брать, так вот она я, на какой покажешь, тот твой.

Поклонился Сумарок, за доброту благодаря.

Красноперка губу закусила, молвила горько:

— Знаю, что подарка ты такого от меня в жизни не примешь, упрям больно. Но так и я упертая. Дай только повод, тогда уж не отвертишься!

Улыбнулись друг другу, обнялись на прощание.

За дверью Слуда поджидал, тихо с Олешкой беседовал. Девочка ему вверилась, ласкалась, как к брату. Махнул им Сумарок, да пошел вниз по лестнице — пора было и к ужину торопиться.

А как вернулся в их с Амулангой горенку, как дверь распахнул — ахнул от радости.

— Варда!

Старший кнут навстречу шагнул, обнял приветно, по спине погладил.

— Вот так встреча!

— Задержался в пути, Амуланга мне уж насказала, что у вас тут содеялось. Завтра же возьмусь те ходы смотреть, лукошки под печать, чтобы не случилось больше лиха…

Амуланга, непривычно смирная да румяная, с волосами влажными, на стол собирала, как добрая хозяюшка. Синяка на щеке будто и не бывало.

Позвала.

— Кончай лизаться! Садись, пока горячее.

— Сама стряпала?

— Не бойся, у хозяев доняла, — фыркнула мастерица.

Затихла, когда Варда ласково по плечам провел. Потерлась о ладонь кнута, точно кошка.

Сумарок голову к чашке опустил: на чужую любовь глядеть всегда смущался, как и свою на люди выставлять. Непривычен был к ласке семейной, а тут кольнуло так, что дыхание перехватило. Ровно домой пришел, подумалось. Амуланга по возрасту матерью могла быть ему, а Варда — тот всегда ровно отец наставлял-вразумлял, утешал да советовал…

Зажмурился, щеку укусил, чтобы с лицом совладать.

— Чего ты?

— Или невкусно? Так я пойду, на голову стряпухе вывалю…

— Нет, что ты, что ты! Очень вкусно. Так… мысли глупые.

— Ну тогда ничего нового, как обычно.

Сумарок, чтобы сердце успокоить, так заговорил:

— Мне вот что непонятно осталось: кто же стучал-настукивал, кто вестил? Не Олешка, не Красноперка…

— Как стучали хоть? — спросил Варда.

Сумарок прикрыл глаза и отбил ногтями: три быстрых, три долгих.

Варда удивленно головой вскинул.

— Не путаешь ли?

— Еще бы мне путать,если этот стук меня всюду преследовал. Уж думал, головой повредился.

— Сигнал то бедствия, — медленно, вдумчиво произнес Варда.

Опустил подбородок на переплетенные пальцы, прикрыл глаза.

— Отчего же я его слышал, а прочие — нет? Кто же сигнал тот мне настукивал? — пытал Сумарок кнута.

— Так сразу не отвечу, Сумарок, — откликнулся Варда. — Задачка со звездочкой. Сам не ведаю.

Сумарок искоса на браслет поглядел. Хотел и на его предмет полюбопытничать, но сдержался.

Не дело закидывать приятеля загадками, будь он трижды тебя умнее, а думать да решать за тебя все одно не должен.

За беседой быстро время пролетело. После ужина Сумарок поднялся, засобирался.

— Ты куда это на ночь глядя? — справилась Амуланга.

— Вниз сойду, там нынче скрипочку играют, послушать охота.

Прищурилась Амуланга, быстро поглядела на Варду, поняла, смутилась на миг, вспыхнула благодарностью, потупилась.

— Что же, раз так решил, то дело твое, долго не гуляй, всего хорошего, — напутствовала, до двери провожая.

Внизу в самом деле на скрипке играли: худенький мальчонка, сам что смычок льняной. Нежно скрипка звучала, светло, тепло да печально; ровно песнь журавлиная прощальная. Инда компании веселые поутихли, заслушались, головы удалые склонив. Сумарок постоял немного, оставил малую денежку, во двор выбрался.

Вдохнул воздух чистый, первым морозцем прокаленный.

За ухом пса потрепал, угостил косточками, что со стола припас.

Прислушался: скрипка плакала, лаяла в чужом дворе собака, нестройно пели на другой улице. Стука не было.

Оглядевшись, белкой забрался по столбу на крышу навеса, с него сиганул на маковку стога: утром хозяин воз пригнал, да покамест не разобрал.

Там устроился на спине, под голову куртку сунул.

Низкие, крупные звезды висели, точно яблоки зимние; которые цветастые-мохнатые, которые бледные да строгие; вот тень проползла — Качели Высоты отметились.

Ни кола ни двора, вспомнились Сумароку слова Красноперки.

— Ну, кол-то у меня, положим, есть, — сказал шепотом и сам себе посмеялся.

Вытянул руку, ловя браслетом звездные лучи.

Провел пальцами по гладким пластинам, задумался и еле слышно проговорил:

— А двор… Можно попробовать.

Зимний жемчуг

Во все лопатки несся, земли под ногами не чуя. Мало — смерть затылок холодила, по пятам следила, ломала с хрустом подлесье да чапыжник… Сумарока то выручало, что ноги длинные, что молодой-удатный, да что сноровку имел по лесу, по бездорожью во весь опор мчаться, ровно лось сохатый.

Одним дыханием летел, а все же не поспел самое малое — выскочил к берегу, а реки-то и нет.

Лишь след от тулова змеиного, листом мерзлым да первым снегом забросанный. Не сумел задержаться, так и сверзился с наскоку, клубом покатился, благо, не попала в бок ветка-рогатина али камень под голову. Поверху выломалось с ревом, с тяжким, хрипатым дыханием…

Сумарок вскинулся — и столкнулся глазами с кнутом. Коза ведала, как тот у водороины оказался.

Смотрел сверху, щурился насмешливо.

— Привет, — сказал.

— Привет, — просипел Сумарок, против воли чуя нахлынувшее облегчение.

Кнут же выпрямился, поглядел на суща: оный и замер на склоне, зачуяв перемену.

Подался назад, а кнут вперед шагнул.

Сумарок закрыл глаза, на спину откинулся. Теперь и дух перевести можно было.

—... кафтану-то, мясопустому, уже и в спячке бы зимовать, а вишь, шатался… Его я срубил, да не дотумкал, что шуба рядом бродит. От нее к реке бросился, помню, река тут была, Уклейка. Вот что она змеиная, того не знал — перекинулась, сволочь, переползла, куда как не вовремя.

— Шуба с кафтаном завсегда по осени да весне вместе охотятся,