Как только дверь открылась и Ингвар вошел в спальню, она быстро закрыла глаза. До этого Гертруда лежала на краю кровати и пыталась заснуть.

Она взяла одно из полотенец, которые хранила в ящике под кроватью, сложила его вдвое и положила на электронные часы. Все для того, чтобы голубые цифры не освещали комнату. Ей не нужно было видеть никаких цифр, чтобы понимать, что она лежит без сна уже несколько часов.

Прошел уже целый день с тех пор, как она поговорила с Ингваром, и это был худший день в ее жизни. Даже когда она потеряла отца при трагическом несчастном случае у него на даче, не чувствовала себя так ужасно.

Внезапно один за другим кусочки пазла все встали на свои места. Мозаика сложилась. Все эти поздние ночи, когда он отсутствовал дома и обвинял во всем работу, хотя никакого расследования в это время не проводилось. Его настроение, которое то поднималось, то опускалось, как йо-йо. Вспышки ярости. Не говоря уже о Хуго Эльвине и всех тех назойливых и вкрадчивых вопросах, которые он задавал при первой же возможности. Вопросы, которые, как она теперь, оглядываясь назад, поняла, задавались совсем не из-за слишком большого количества выпитого алкоголя.

Она вовсе не отравилась десертом в том классическом кафе в Берлине. Ингвар подмешал ей что-то в еду. После этого он уложил ее спать в гостиничном номере. Ее собственный муж. Она с трудом могла в это поверить, но это было единственным разумным объяснением. Ему нужно было алиби, а не поездка в честь дня их свадьбы. Такое же алиби, про которое приходил и спрашивал его коллега Фабиан, когда просил помочь ему в расследовании убийства жены Рейдара, Инги. Расследование, которое, к тому же, было возобновлено абсолютно без ведома ее мужа.

Все это открыло ей такую зловещую тьму, что после ужина с фондю она задержалась на кухне на целый час, занявшись уборкой. Именно там она обычно чувствовала себя в безопасности. На кухне. Это были ее владения, в отличие от спальни, которая почему-то всегда принадлежала ему. Хотя она все-таки больше всего времени проводила там, лежа, читая и слушая радио.

Обычно, когда Ингвар переступал порог спальни, она надеялась, что успеет заснуть достаточно крепко, чтобы он оставил ее в покое. Он делал так в большинстве случаев, а она с годами научилась мастерски притворяться. Но на этот раз она почувствовала, что имитировать спокойное дыхание не получится, хотя она была совсем без сил после двух бессонных ночей.

Она провела весь день за уборкой дома, несмотря на то, что перемыла все еще три дня назад. Выстирала и выгладила занавески в гостиной, вытерла пыль с коллекции хрустальных сов и поменяла местами многие вещицы на кухне. Все это представляло собой одно ненужное занятие за другим в отчаянной попытке прийти хоть к какому-то плану действий. Ей надо связаться с полицией, чтобы они арестовали его, или же просто бросить его и сбежать как можно дальше?

Дело в том, что она понятия не имела, что будет делать полиция, когда поймет, что у нее нет никаких конкретных доказательств, и куда она собирается бежать, чтобы он не смог ее найти. Вместе с пониманием всего этого пришел страх. Страх перед тем, что он сделает с ней, когда до него дойдет, что она была в курсе его тайны. Она вдруг поняла, что стоит посреди комнаты с совком в руке и сердцем, готовым выпрыгнуть из груди. Оно, кстати, так и не успокоилось до сих пор.

Именно поэтому он наклонился к ней и начал стягивать одеяло, в которое она завернулась, чтобы он не трогал ее? Неужели он чувствовал, как бешено колотится ее сердце?

— Эй! Ты не спишь? — Он наклонился к ней так близко, что она почувствовала затхлый запах у него изо рта после того, как он попользовался зубной нитью — еще один явный признак того, чего он хотел.

Ей же просто хотелось разрыдаться и закричать. Но нельзя. Не сейчас. Это должно было подождать. Пока все это не кончится. Проблема была в том, что это никогда не закончится. Что бы ни случилось, как бы все это ни прошло, ей придется с этим жить всю оставшуюся жизнь. Развод, пожизненное заключение, смена имени. Ничто не сможет повернуть время вспять.

— Гертан… Папа пришел, папа здесь.

Как бы ей ни хотелось, назад пути не было, она не могла ходить с улыбкой на лице, притворяться, что ничего не знает, и утверждать, что вокруг — мир и покой. Знание буквально открыло дыру прямо под ней, и с тех пор она просто продолжала падать.

Мысль о том, чему он подверг Ингу Дальберг, приводила ее в ужас. Было страшно даже представить себе что-то подобное. И как долго это продолжалось? С каким же чудовищем она жила в одном доме в течение почти сорока лет? А сейчас этот человек трется своим носом о ее правую щеку!

— Гертан, — прошептал он ей на ухо. — Эй, ты здесь?

То, что он особенный, она знала уже давно. С тех самых пор, как он пригласил ее домой на новогодний ужин и сварил омаров. Тогда он попытался произвести впечатление, положив перед ней живых омаров, после чего стал нажимать пальцем на точку где-то у них на шее и заявил, что они загипнотизированы. А они стояли там в ряд и совсем не двигались, даже когда он принялся опускать их в кипящую воду.

Сама она считала, что это не что иное, как жестокое обращение с животными, но Ингвар только рассмеялся и ответил, что ей безумно повезло, что она не была с ним в Китае, когда он ел Инь-Янь. Жареную во фритюре рыбу, которую с помощью льда и холодного влажного полотенца вокруг головы поддерживают в живых во время приготовления, а затем она подается на стол, пока еще дышит. Это блюдо было одним из самых вкусных из всего, что он когда-либо ел, так он сказал.

— Ау? Гертан? — продолжил он, скользя одной рукой вниз по ее бедру. — Меня так просто не проведешь. Я же вижу, ты не спишь.