всей нелепой фигуре одноклассницы и, наконец, остановился на ее черных глазах. – Вчера папа купил мне новый компьютер и в эти выходные ко мне придут девочки. Я не смогу прийти на твое день рождения и поэтому, – ее голос звучал спокойно и твердо, голос той, кто больше никогда и ни за что больше не будет заискивать ни перед кем, кто больше никогда не будет просить ничего у дригих, – мне совершенно всё равно, что ты хочешь на своей день рождения.

Парта снова затрещала. Нина усиленно заерзала на ней задом. Ее глаза, большие и черные, забегали по классу, по другим партам, по алфавиту над доской, по портретам Тургенева и Пушкина на стенах, по гудевшей и мигавшей лампочке над учительским столом, по неподвижным лицам одноклассников, замерших в ожидании того, что же будет дальше. Снова треск и вдруг… слезы. Сначала потек один глаз – левый, а потом и правый. Они ручьем покатились по ее лицу вниз, смывая тушь с ресниц и превращая ее в отъевшегося на бабушкиных хачапури грустного клоуна Пьеро.

Диана снова опустила свои глаза в книгу, она не смотрела больше на Нину, но будто откуда-то издалека она слышала плач, треск парты, быстрые удалявшиеся шаги в сторону двери. Она не видела взглядов одноклассников, полных одновременно уважения и страха. Взглядов, которые в последствии стали для нее чем-то совершенно привычным.

В начале двухтысячных отец отправил ее учиться за границу, в Лондонскую Школу Экономики. Это образование стоило немало денег, но Александр мог себе уже это позволить, его дела в те времена шли по восходящей. Из мелкого торговца он уже превратился в большую фигуру, щупальца которой простерлись уже куда дальше местного рынка. К тому времени они уже не жили в тесных квартирах новых районов, а перебрались на Петроградку, где, за большим металлическим забором и круглосуточной охраной, оставлял отец уже свой новый внедорожник.

Образование это далось ей совсем нелегко, но благодаря своему упорству, благодаря общей сообразительности и мотивации, он смогла окончить университет с довольно неплохими результатами и быстро найти себе работу. Отец не хотел, чтобы она возвращалась обратно. Он строил себе запасной аэродром и дочь, которая сумела бы пустить корни в другой, «более цивилизованной» стране, вполне вписывалась в картину его мировоззрения. Но как бы она ни старалась, за те несколько лет, которые прожила она в Лондоне, она не смогла выбиться дальше чем менеджер какого-то низшего звена в какой-то второсортной компании, которая занималась импортом березовой фанеры, идущей из России.

Тем временем отец в России строил бизнес империю. Еще недавние бандиты превращались в людей уважаемых, «респектабельных» как писали про них местные газеты, не без подсказок самих же этих людей, которые владели этими газетами. Бывшие стрелки становились сотрудниками служб безопасности, их бригадиры – директорами. Бизнес плавно перетекал из подъездов и простреленных автомобилей в сферу финансово-юридическую и такие слова Александра к Петро, сказанные еще каких-то несколько лет назад, как «надо их убрать» означали уже ни что иное, как стратегию на финансовое выдавливание конкурента с рынка.

Но несмотря на всю свою преданность, парни с переломанными носами, ставшие с годами уже взрослыми мужиками, годились в этих новых экономических реалиях лишь на монотонную тупую работу, которая вымирала по мере усложнения бизнес-процессов. Компаниям нужны были люди новые, с хорошим образованием, с целыми и не свороченными на сторону носами и не лезущие в драку друг с другом при малейшей возможности, как это нередко случалось даже во время конференций.

Диана долго смеялась, когда, приехав однажды в отпуск к отцу, который тогда уже окончательно перебрался в большой загородный дом, она услышала историю про ее бывшего водителя и одновременно телохранителя, парня доброго и исполнительного, которого в девяностых однажды так отмолотили в какой-то кафешке на юго-западе города, что нос его, если смотреть ему в упор, стал похожим на английскую букву L. Александр рассказал, как Гриша или Грифон (так его звали), робко и стесняясь зашел к нему однажды в кабинет, и проговорил:

– Шеф, ну не могу так больше! С женщинами проблемы! Дайте денег на операцию!

Малейший взгляд на это лицо, на нос, который, казалось, нюхал стоявшую слева от двери кофеварку, хотя лицо его было обращено к Александру, сразу подсказывал, почему у Гриши были проблемы с женщинами, да и с мужчинами, наверное, тоже. Он дал ему сумму в этот же день без лишних вопросов и условий из сейфа, который стоял под столом в его кабинете. В конце концов в том, что лицо Гриши выглядело именно так, частично была и его заслуга, хотя, как говорил ему сам Гриша когда-то уже давно, вся эта история со сломанным носом произошла из-за какой-то там женщины легкого поведения, которая якобы отказалась выполнять ряд условий, оговоренных перед этом в их устном «контракте».

– И что ты думаешь он сделал? – спросил Александр у Дианы, откидываясь в кресле на большой террасе, которая выходила на залив. – Прооперировал себе что?

– Нос!

– А вот и нет!

– Да ладно?! Не может быть! – Диана оставила в сторону бокал с вином и губы ее слегка двинулись вверх. Она уже начинала догадываться, что сделал Гриша и желание смеяться медленно разрасталось внутри ее.

– Именно! Парень с лицом как у Франкенштейна, с образованием три класса церковно-приходской школы, нарыл где-то в интернете какую-то там статью про это дело и… в общем те деньги, которые я дал ему на то, чтобы он сделал себе пластику, привел себя в человеческий вид, потратил на увеличение своего, прошу прощения, поршня. Ты можешь себя это представить?

Диана представляла. Она долго и громко смеялась. Общаясь в Англии преимущественно с детьми богатых русских, она отвыкла уже таких людей, хотя когда-то он была на одной ступени, по крайней социальной, с этим Гришей.

– Приходит ко мне через пару дней, значит, – Александр продолжал свой рассказ. – Рожа точно такая-же, только довольная, улыбается. Идет, как будто в штаны наложил, как будто гирю пятнадцатикилограммовую несет у себя к паху привязанной. «Спасибо, говорит, Александр Вениаминович (он теперь меня только по имени отчеству величает, приучил его), всё, говорит, хорошо прошло. Вот деньги, которые остались»! Я говорю – не обманули ли тебя, брат! Разницы не вижу! «Нет, говорит, Александр Вениаминович, пока, говорит, воспользоваться не получается, мол, не зажило еще всё, но через пару дней, говорит, пойду разносить в пух и прах ближайший курятник!»

Диана от смеха вскинула руками и случайно задела бокал. Он упал на пол и разбился. Александр окрикнул