Шрифт:
Закладка:
— Здесь Всеволод Лапчинский. Иногда мы с ним дежурим на крыше, он учится здесь, рядом.
— Ну, скажите ему, чтоб зашел… Соня, что ты молчишь?
— Боря, как там Аркадий?
— Вот… Знал, что о нем спросишь. Н-ничего… не беспокойся.
— Он написал мне только одно письмо.
— Н-напишет…
— Мне говорили о нем дурное.
— Ничего, — повторил Борис и с усилием улыбнулся Соне.
Зловещий вой сирены прервал их разговор.
— Он так и не ответил, как же Аркадий, — прошептала Соня, когда девушки после отбоя возвращались домой. — Что мне делать, Женя? Я чувствую… Я должна помочь ему…
— Но ведь ничего же неизвестно, — возразила Женя. — Аркадия нет. Саша мне тоже не пишет.
— У нас с Аркадием совсем другие отношения, — заметила Соня.
— Ну, что ты!..
— Да, да. У нас серьезные отношения, Женя. У нас — на всю жизнь.
— А у меня?
— Не знаю… наверное, нет.
— Что ты такое говоришь! — обиженно воскликнула Женя. — Какая ты стала!
Соня посмотрела на подругу и вздохнула:
— Я взрослее стала. А ты, Женька, как птичка божья, — ни забот у тебя настоящих, ни горя…
— Нет, ты не взрослая, ты грубая… дурная! Ты меня все время бесишь. Ты думаешь, это по-дружески?
Женя все больше и больше злилась. Глаза у нее стали колючими.
— Да, по-дружески, — твердо произнесла Соня. — Война, жуткое время, а ты все время поешь и порхаешь.
— И буду, буду петь! Никто мне петь не запретит! — закричала Женя. — А ты просто-напросто хнычешь!
— Подумай, какая беда надвигается. Сможешь ли выдержать?
— Выдержу, не беспокойся, — холодно отчеканила Женя и больше не сказала ни слова.
ДВА РАЗГОВОРА
Аркадий не сказал тогда худощавому, что он любит Соню, посчитав это обстоятельство делом сугубо личным. Он не подумал о том, что любовь обязывает его отчитываться перед Соней. И вот теперь, вернувшись из Валдайска, он понял, что минута отчета приближается. Аркадию нужно было что-то сказать Соне, как-то объяснить причину возвращения в Чесменск. Но как?
Напрашивался грустный вывод: избежать встречи с Соней и тем самым оттянуть на неопределенный срок объяснение с ней. «Может быть, немцы и не придут в Чесменск», — теплилась в сердце Аркадия надежда.
Вот почему Аркадий в конце концов обрадовался, не застав Соню дома. «К счастью, обошлось», — думал он. Но это было невеселое счастье, счастье-горечь, счастье-тревога, счастье-сожаление… впрочем, какое уж это счастье!
И все же Аркадий чувствовал облегчение. Разговаривать с Соней, глядеть ей в глаза было бы страшнее, чем вот так, с изнывающим от тоски сердцем, решительно шагать домой, делать вид, что все, в основном, прекрасно в мире, а если и не хватает чего-то, так это незначительный пустяк.
Аркадию предстояло два-три дня пошляться по своему поселку («помозолить глаза кое-кому из населения», — сказал худощавый), а затем явиться в определенное место за получением последних («а возможно, и не последних») инструкций. Затем уж, если инструкции будут последними, Аркадий предоставлялся самому себе.
Аркадий шел и думал сейчас о том ответственном дне, когда ему будет предоставлена полная свобода действий.
Он так задумался, что не заметил старушку, перебегавшую улицу. А старушка сразу заметила его, остановилась, всплеснула руками (в одной был зажат стакан со сметаной) и вскрикнула сдавленным от радости голосом:
— Сынок!
Аркадий вздрогнул. Торопливым, сбивающимся шагом он подошел к матери, обнял ее, прижался к простоволосой голове.
— Насовсем? — прошептала мать.
— Вроде бы…
— А у нас гости.
«Отец!» — мелькнуло у Аркадия, и лицо его тотчас же помрачнело.
— Пойдем, пойдем, — заторопилась мать, — увидишь.
«Значит, не отец», — успокоился Аркадий.
— Сметаны у соседки купила, угощать буду… и ты как раз, вот радость-то! — шептала мать, преданно заглядывая сыну в лицо.
Аркадий улыбался, глядел на этот мизерный стаканчик сметаны. «Птице раз клюнуть!»
— Так кто же у нас, что ты скрываешь? — нетерпеливо спросил Аркадий.
Мать, не отвечая, побежала в дом.
— Аркаша приехал! — крикнула, отворив дверь в горницу, мать, и в тот же миг Аркадий увидел, что со стула вскочила и заслонила собой маленькое оконце Соня Компаниец. Он остановился на пороге, чувствуя, как непосильная радость прихлынула к сердцу, сдавила его, покатилась дальше, оглушая мозг, увлажнила глаза…
— Соня! — сказал Аркадий укоризненно и нежно. Все решения, принятые полчаса назад, потеряли смысл, перестали существовать.
Соня глядела на Аркадия и молчала. Внимательные, настороженные и озаренные светом нежданной радости глаза ее звали и в то же время, как бы спохватившись, предупреждали:
«Иди ко мне! Нет, нет, подожди, я должна убедиться, такой ли ты!..»
— Мама, ты выйди, — грубовато и неуклюже сказал Аркадий, махнув рукой на окно, и, не слушая предостерегающего взгляда Сони, обнял девушку, стал безостановочно целовать ее лицо.
Соня, обмякнув в руках Аркадия, с облегченным вздохом прижалась к нему. Он приподнял ее голову. По щекам Сони текли слезы. Аркадий припал своей шершавой щекой к ее щеке, мокрой и нежной, зашептал:
— Я к тебе заходил… тебя не было дома… не думал…
Около двери, отвернувшись, уткнув лицо в передник, счастливо всхлипывала мать.
— Похудела… синяки под глазами.
— И ты… у тебя синяки… отпусти меня… Ведь мама твоя…
Аркадий, зажмурив глаза, нащупал губами ее рот (он был и соленый и сладкий, как земляника).
Соня вырвалась.
Мать, отбежав от двери, бестолково заметалась по горнице, все повторяла:
— Сметанки-то, сметанки-то мало!..
Аркадий одной рукой взял со стола стакан сметаны, другой поймал Соню, обхватил девушку за шею, сказал:
— Не выпьешь сразу — вылью за воротник.
Соня изо всех сил сжала губы, замотала головой.
— Пей — вылью! — радостно крикнул Аркадий, наклоняя стакан.
И Соня, стараясь вырваться (не удалось!), выпила, со слезами вместе, эту густую ароматную сметану.
Мать схватила банку, выскочила на улицу.
— Сейчас еще придется, — сказал Аркадий.
Минуты две они стояли молча, слушая, как бьются их сердца.
— Какие новости, Соня? — наконец спросил Аркадий.
— Новости?
Соня взглянула на Аркадия, и тихая радость, сиявшая на ее лице, стала гаснуть.
Отец Сони ушел в армию. Военный вихрь, бушевавший в стране, забросил его в финские болота, в край тысячи озер, и там затерялся его след. Соня осталась одна. Аркадий стал для нее единственным родным человеком на свете. И теперь он, рядом с ней.
Но тот ли это, прежний ли Аркадий рядом с ней? Как спросить, узнать?
— Какие же новости, — вздохнула Соня. — Война… вот и все новости. А ты? Как ты? Как чувствуешь себя?
Она не смогла задать вопроса о том, правда ли, что Аркадий скверно вел себя под Валдайском. Она спросила его о
