— Ты удивлен?

— Ну… озадачен. Немного.

Гэндальф понимающе хмыкнул.

— Ты не первый, кого мой юный друг изрядно озадачил, были и другие жертвы, начиная с Сарумана.

— Да ну? — В карих глазах Радагаста мелькнуло недоверчивое изумление. — Саруман всегда казался мне субъектом, которого трудно озадачить.

— И на старуху бывает проруха, — без тени улыбки отозвался Гэндальф.

Бурый волшебник встревоженно покачал головой.

— Ну, раз так, вижу, потолковать на досуге нам будет о чем… Что ж. Негоже тут на солнцепеке комаров кормить, милости прошу к моему очагу… У меня здесь хижина в лесу неподалеку, полмили вверх по берегу Келебрант, за час аккурат доберемся.

Гэдж глухо заворчал под нос. Наверное, сказал он себе, самое время делать ноги. По крайней мере, обвинить его в том, что он «оставил спутника на произвол судьбы», его теперь не сумеет и собственная назойливая совесть.

— Ладно, — хмуро сказал он. — Вы, я вижу, давние знакомые, так что теперь о тебе есть кому позаботиться, Гэндальф. Я, пожалуй, пойду…

— Куда? — со смешком спросил Радагаст. — Мы еще и присмотреться друг к другу толком не успели, а ты уже мыслишь бесследно исчезнуть? Неужели я такой уж мерзкий, дикий и отталкивающий дед-лесовик, э?

Орк смешался.

— При чем тут…

— Погоди, Гэдж! — Гэндальф по-прежнему крепко стискивал его плечо. — Послушай меня, — сказал он вполголоса со всей силой убеждения, на какую только был способен. — Серые горы от тебя никуда не убегут, у них ноги еще не выросли… Не отказывайся от приглашения, Радагаст — не эльф, с каверзными вопросами лезть не будет… да и, по совести говоря, когда тебе еще выпадет случай сытно поесть и переночевать под крышей? Глуп, надо признать, тот путешественник, который упускает возможность плотно набить брюхо на сон грядущий.

«Да ладно. Я не голоден», — хотел сказать Гэдж презрительно. Вот только живот его имел другой взгляд на этот вопрос и, опротестовывая мнение хозяина, в этот миг громко и решительно заурчал. За целый день орку довелось съесть только пару пресных эльфийских печений, рыбное желе да травяной супчик, а солнце уже клонилось к закату. Он сглотнул слюну и… промолчал.

— Идем, — посмеиваясь, произнес Гэндальф.

* * *

— Давненько я у тебя не бывал, — сказал Гэндальф, пока они втроем (плюс Смоки, который поспешал следом, смешно переваливаясь на коротких толстых лапах) брели вверх по берегу реки Келебрант к жилищу лесного волшебника. — Ты же вроде жил в Росгобеле, на восточном берегу Андуина, с каких это пор решил бросить свою мызу да перебраться на запад? Сколько я тебя знаю, ты всегда был к перемене мест не охоч.

— Да я и не перебирался, — безмятежно отозвался Радагаст. — Живу-то я по-прежнему там, на том берегу, здесь у меня просто небольшой огородик — картошку сажу, репу, тыкву, пятое-десятое, что попроще да понеприхотливее. Там, в Лихолесье, земля теперь плохо родит, Гэндальф, — добавил он, помолчав, — а то, что родит, частенько и в рот взять нельзя.

— Да, я слыхал, там неладно, — негромко согласился волшебник. — Слишком близко от…

— От Черного Замка.

— Что за дела там творятся?

— Не знаю. Темные дела, Гэндальф. И лес дурной стал, совсем дурной. Туда теперь и днем-то страшно зайти, а ночью так и вовсе жуть пробирает. Болота уже чуть не до Андуина доползли, а уж тварей там развелось видимо-невидимо — и пауков, и еще каких-то, еще чуднее: эти уж совсем ничем не брезгуют, друг друга жрут, коли ничего другого найти не удастся, даром что все зверье лесное давно севернее откочевало. Чувствую, скоро и мой черед подойдет когти оттуда рвать, ну да год-другой еще повременить можно… Я вообще-то ночевать тут не намереваюсь, ближе к вечеру домой соберусь, так что милости прошу в Росгобел с визитом: гости ко мне нечасто захаживают. Вот тогда все своими глазами и увидишь, дружище — ты ведь, я так понимаю, именно за этим сюда и пожаловал?

…Впереди среди деревьев забрезжил просвет, и путники вышли на небольшую полянку, окруженную глубокой дренажной канавой, через которую были перекинуты деревянные мостки. Кроме рва от леса делянку отделяла простенькая изгородь из неошкуренных жердей, за ней тянулись грядки — с картофелем, репой и свеклой, с вольготно расстилающимися по земле тыквенными плетями, над огромными, медово-янтарными цветами которых кружили пьяные от нектара дикие пчелы. Посреди огорода, среди зарослей крыжовника, торчало облаченное в старую рубаху воронье пугало.

Смоки, урча, кинулся вперед всех — к небольшому домику, стоявшему в глубине участка. «Хижина» была совсем игрушечная, состоящая из двух маленьких помещений: сеней, где хранился хозяйственный инвентарь и с потолочных балок свешивались связки прошлогоднего лука, сушеных грибов и каких-то душистых трав, и крохотной жилой комнатки, где размещались: столик возле окна, лавка, застеленная лоскутным одеялом, шаткая табуретка и небольшая настенная полочка с посудой и мелким бытовым скарбом. Ни очага, ни печи в избушке не имелось — зимой Радагаст здесь не жил, — но возле стены стояла пустая жаровня.

Гэндальф сбросил котомку, поставил в угол свой посох, азартно, с плеском и фырканьем, умылся под глиняным кувшином-рукомойником, присел на лавку и, блаженно отдуваясь, потер больную ногу. Гэдж, неловко осматриваясь, опустился на скамью рядом с ним. Радагаст тем временем хлопотал возле стола.

— Вы уж не обессудьте, угощение мое небогато, я как-то не ожидал, что ко мне нынче гости пожалуют, — извиняющимся тоном произнес он. — Но кое-какой харч, пожалуй, отыщется…

Он пошарил на полке и под платком, которым была укрыта какая-то стоявшая на столе утварь, и действительно добыл пару овсяных лепешек, несколько соленых огурцов, кусок мягкого козьего сыра и даже завернутый в рогожку котелок с вареной картошкой. В добавление к этой снеди на столе появилась большая бутыль в оплетке из ивовой коры, наполненная некой прозрачной, чуть розоватого цвета жидкостью — это, пояснил Радагаст, было ягодное вино, которое он, Радагаст, изготавливал самолично из перебродившего крыжовенного сока. На вкус оно оказалось кисло-сладковатым, ароматным, словно компот, и приятно пощипывало язык — но, выпив чашу-другую чистого как слеза напитка, Гэдж внезапно сделал вывод, что питие это вовсе не так просто и безвинно, каким представлялось по первому впечатлению. То ли сказалась усталость и пустой желудок, то ли орк попросту не привык к хмельному, но очень скоро он обнаружил, что горница и все окружающие предметы начали вести себя как-то странно: все они медленно вращались вокруг Гэджа, неторопливо, но неуклонно, как мировая