как вы понимаете, есть кратковременная разведка. Ее провел в течение нескольких суток Светозар. Правда, наблюдательная станция была от Сентиментальной далековато, и дорога заняла у него едва ли не больше времени, чем сама разведка, но поскольку технический уровень планеты был не очень ясен, то и решили не рисковать. Ну, данные были в общем положительные. Настолько положительные, что Светозар даже не стал тратить времени на обратную дорогу, а дождался Ингарта, и они вместе ушли в глубокий поиск. Ушли и пропали.

То есть что значит — пропали? По расчетам Берни, утвержденным начальством, им отводилось на внедрение два месяца, на сбор всевозможной информации — три, на непредвиденные случайности — один. Связь — только аварийная. Никаких опасностей, впрочем, не ожидалось. Ингарт еще поострил с орбиты насчет увеселительной прогулки, и больше никто ни от него, ни от Светозара не слышал ни слова.

Через полгода за ними в условленную точку была спущена «малютка». Они пропадали еще месяц. Тогда в окрестностях разбросали зонды. Никакой вразумительной информации не получили. Войн и катаклизмов за это время в окрестностях не имелось. А «малютка» стояла себе на лесной поляне совершенно нетронутая и стоит там до сих пор.

Тогда забросили робота для поиска по амулету. Робот проболтался там еще недели две и нашел один амулет в кустах под деревом.

Как вы знаете, разведчик может лишиться амулета в каких-нибудь жутких обстоятельствах. Его так просто не снимешь. Но следов схватки робот не обнаружил. Ему приказали сторожить «малютку», и только тогда Берни решил, что пора бить тревогу.

И в результате я оказался на опорной станции.

У них хватило ума ничего больше не предпринимать до моего появления. А еще раньше каким-то чудом они оставили запись первого донесения Светозара, хотя имели полное право ее стереть. Никакой особенной информации она не содержала.

Разумеется, я потребовал запись.

И с первых же кадров все понял. Они собирались всю оставшуюся жизнь дразнить Светозара этой записью. Я сам не удержался от смешка, когда увидел его на экране.

На фоне почти земного пейзажа, с поправкой на цветовую гамму, обозначилась фигура, одетая с фантастической нелепостью — в розовую рубашку с широким кружевным воротником и завязками с помпончиками. Штаны, видимо, полагались соответствующие — Светозар был виден по пояс. Он откровенно веселился по поводу такого маскарада. Да, и еще волосы. У Светозара волосы всегда были как конская грива — вороные, прямые и жесткие. Тут же я обалдел, увидев над его головой ореол кудрей. Словом, записи этой суждено было преследовать Светозара до ухода на пенсию.

— Внимание, внимание! — заговорил Светозар.— Наши объективы установлены в самом центре Сентиментальной планеты.

— Кончай баловство и докладывай, — вмешался голос Берни.

— Репортаж ведет ваш покорный слуга! — не унимался Светозар. — Сколь чувствительно вы обижаете меня своим тоном! Ладно, начал.

Он перечислил кое-какие данные, не имеющие отношения к нашему разговору, — показания приборов перед посадкой, ну и прочее. Ему не терпелось перейти к главному — к местному колориту.

— Поселяне трогательны до крайности, — восхищался он. — Никто у меня не спрашивает документов, хотя этого добра уже полны все карманы. Зато вчера чуть было не попался ваш покорный слуга — он допустил жесточайшую ошибку. Не сумел разрыдаться настоящими слезами на похоронах канарейки! Нет, правда! А может, и не канарейки. Транслейтер выдал только буквальный перевод — «солнца-лучу-подобная-птичка». Это надо было видеть — впереди шел хозяин в серебряной траурной мантии, нес поднос с мертвой птичкой, а за ним шли соседи и проливали горькие слезы. Настоящие слезы! Они закопали птичку под кустом и принялись произносить речи о мгновенности и бессмертии красоты. Я пристроился из любопытства сзади, они меня заметили и чуть не разорвали на кусочки — как это я могу быть таким бесчувственным и не оплакивать певчую птицу? Причем у меня, когда я отбивался, вдруг возникло странное ощущение: они так вопили о своей чувствительности, что... Ну, в общем, страшно эти вопли не вязались с их свирепыми лицами. Похоже, они наконец-то нашли возможность разрядиться. А потом, как будто устыдившись, они кинулись врассыпную. И оборачивались, и заглядывали на бегу за все углы... Они чего-то испугались, а может, им действительно стало стыдно. Они же тут все чувствительные! Ладно. Сегодня я видел глупость еще почище вчерашней. Это называлось: «Час воспоминаний о прекрасном и удивительном». Я сдуру соблазнился названием. И что же оказалось? Десять лет назад в этой местности останавливался проездом то ли художник знаменитый, то ли скульптор — главного я так и не понял. И три очевидца с умилением докладывали, как он шел вдоль ограды сада, притянул к себе цветущую ветку и понюхал ее. Тут, правда, вышло недоразумение. Они не сошлись насчет породы ветки и довольно-таки язвительно принялись ее выяснять. И опять то же самое — вдруг все смолкли и переменили тему.

— Я вижу, ты и сам стал там здорово чувствительным, — заметил голос Берни. — Ну а конкретно?

— Конкретно? — Светозар усмехнулся. — То-то и оно, что ничего конкретнее сообщить не могу. Правительства, промышленности и армии не обнаружено. А сама планета приятная. Теплая. Красивая. Транспорт наводит на мысль, что по крайней мере один заводик тут имеется. У них очень симпатичные тележки. Одежда в основном домашней выработки. Ничего похожего на наши видеоустановки, естественно, нет. Они, кажется, еще и до радио не додумались. А вот поют здорово. Обязательно привезу записи.

Тут запись оборвалась, и по экрану загуляли пестрые зигзаги.

— Это Крис, — объяснил Берни. — Мы же не думали, что это действительно понадобится. Остался только самый хвост записи. Но я могу тебе передать серединку своими словами. Светозар сказал, что Ингарт может прибывать сразу же, мы условились о деталях, и еще я помню одну вещь. Он сказал о времени, что оно тут воспринимается очень странно. Не летит и не тянется, а как будто делится на периоды — медленные и быстрые. И периоды эти регулярны. Впрочем, поскольку сутки у них длиннее наших, его могло сбить с толку какое-то субъективное ощущение.

Экран погас.

Рассуждать было нечего, Светозар и Ингарт, узнай они, что я провалился, тоже бы долго не рассуждали.

— Когда мне выдадут амулет? — спросил я.

— Держи.

— У ребят были такие же?

— Совершенно.

Тогда, ребятишки, мы тоже пользовались амулетами-браслетами, только они были шире ваших и с пупырышками и не подгонялись под цвет и фактуру