На подъезде к Чернигову, через несколько недель пути, светлейший князь отметил появление тупых болей в животе. Потемкин вынужден был снизить скорость передвижения. В карете в результате тряски боли усиливались, князя беспокоило угнетенное состояние духа, он стал равнодушен к известиям с фронта и из столицы. Миновали Малороссию и двинулись по Молдавии. Остановились в Яссах, куда были вызваны послы турецкого султана Селима. Лечением с этого момента стали руководить три известных врача: генерал-штаб-доктор армии Тиман, доктор хирургии Массо, штаб-лекарь Санковский (Шубинский С.Н., 1995). Екатерина письмом от 4 сентября поздравила князя: «Ушаков весьма кстати Селима напугал; со всех мест подтверждаются вести о разграблении Мекки арабами…я здорова, у нас доныне теплые и прекрасные дни». Лежа под тулупом, Потемкин наблюдал в окно как тяжелеют виноградные кисти, а по воздуху летят жемчужные нити паутины. От лекарств, подносимых врачами, он отказывался. «На что вы жалуетесь?» – спрашивали его. «Скушно мне», – отвечал князь. Он быстро уставал, становясь беспомощнее ребенка. Слабеющей рукой Потемкин утверждал последние распоряжения по флоту и армии. К лекарствам он испытывал отвращение, три дня ничего не ел, только пил воду. 21 сентября больной пожелал приобщиться Святых Тайн и послал за духовником, Архиеписком Херсонским Амвросием. Потемкин исповедался и причастился, после этого стал бодрее и спокойнее, но ненадолго. Секретарь светлейшего, В.С. Попов, сообщал Екатерине: «Горестные его стенания сокрушали всех окружающих. 22 сентября Его Светлость соизволил принять слабительное, а 23-го рвотное. Сегодня в полдень уснул часа четыре и, проснувшись в поту, испытал облегчение». Консилиум врачей постановил давать хину. 27 сентября Потемкин оживился, графиня Браницкая показывала ему свои наряды, он с большим знанием дела обсуждал дамские моды. 2 октября Попов, встав на колени, умолял Потемкина принять хину, но светлейший послал его подальше. На следующий день, когда он еще спал, штаб-доктор Сан-ковский не мог нащупать на его руке пульса. «Его Светлость, – докладывал В.С. Попов в Петербург, – не узнавал людей, руки и ноги его были холодны как лед, цвет лица изменился».

В ночь на 4 октября Потемкину стало легче. Он велел собираться в Николаев, а оттуда в – Петербург. Его обеспокоили очередные известия об интригах Зубовых против него. «Я эти больные зубы вырву!» – пригрозил светлейший. Потемкина в кресле вынесли из дома, положили на диван в просторном экипаже, казаки эскорта вскочили в седла. Утром 5 октября, в степи, в 30 верстах от Ясс, князь приказал остановиться и положить его на траву – состояние ухудшилось. Потемкин стал задыхаться и вскоре скончался. Факт предсмертного удушья позволил сформулировать официальную причину смерти – сердечная астма. Тело доставили в Яссы, где главный хирург армии Массо произвел бальзамирование, письменных документов о его объеме и результатах не сохранилось. Затем тело покойного с пышным кортежем было доставлено в Херсон. Захоронение состоялось в склепе церкви во имя Святой Екатерины. Таврический дворец, олицетворявший собой богатство и могущество Потемкина, с его смертью перешел в казну. Екатерина II в память о фаворите в последние годы жизни проводила здесь часть весны и осени, вспоминая молодость, любовь и славу. Однако судьба готовила неприятный сюрприз памяти Потемкина. Павел I, взойдя на престол, приказал засыпать его склеп землей, а памятник, сооруженный на месте смерти, снести. Император считал, что Потемкин принес России гораздо больше вреда, чем пользы.

Секретная заделка склепа с гробом Потемкина и уничтожение надгробного памятника породили молву, будто тело вынуто из гроба и погребено где-то во рву херсонской крепости. Между тем тело оставалось в гробу неприкосновенным, в чем имеются свидетельства очевидцев. Так, в 1818 году екатеринославский Архиепископ Иов (Потемкин), в бытность свою в Херсоне во время объезда епархии, пожелал, по родству, убедиться в справедливости молвы; в присутствии соборных священников он приказал поднять церковный пол, проломать свод склепа и, вскрыв гроб, удостоверился в нахождении в нем трупа. В 1859 году по случаю внутренних починок в соборе пять лиц спускались в склеп и, вынув из развалившегося, засыпанного землей гроба череп и некоторые кости Потемкина, вложили их в особый ящик и оставили в склепе; при этом было произведено расхищение могилы: взяты все пуговицы с мундира, куски золотого позумента и сняты даже туфли с ног трупа. Наконец, в 1874 году Одесское общество истории и древностей при содействии военного министра Д.А. Милютина решило привести в порядок могилу Потемкина, сделать над ней мраморную плиту с надписью и окружить место погребения решеткой. По вскрытии уполномоченными пола в церкви обнаружился свод склепа, проломанный в двух местах, из которых одно было заложено наглухо камнями, а другое досками; по снятии последних открылся склеп, частично засыпанный землей. В склепе был найден деревянный ящик небольшой величины; в нем лежал череп с выпиленной с задней стороны треугольной частью и наполненный массой для бальзамирования; на черепе были видны клочки темно-русых волос; тут же лежало несколько других костей. В разрыхленной земле оказались: части истлевшего деревянного ясеневого гроба; куски свинцового, разрушенного, очевидно, не временем, а человеческими руками; остальные кости с истлевшими кусками роскошной одежды, на которой вышиты три звезды: св. Георгия, св. Владимира и св. Андрея Первозванного; небольшой железный лом, остатки бархата и несколько гробовых скоб и подножий; на ножных костях заметны были следы шелковых чулок. Уполномоченные собрали все кости, уложили их в особый свинцовый ящик, который поставили в склепе; отверстия в своде были заделаны, над ними положена мраморная доска. Остатки позумента, скобы, подножия и звезды были положены в особый ларец, оставленный в ризнице крепостного собора (Шубинский С.Н., 1995).

* * *

Теперь ненадолго возвратимся в лето 1775 года, когда Екатерина II и Григорий Потемкин жили в Москве. В их распоряжение был передан дом князей Голицыных, что у Пречистенских ворот. В начале июля Москва жила ожиданием приезда победителя турок фельдмаршала П.А. Румянцева. Скромный полководец от триумфального въезда в город отказался и приехал к императрице вечером 8 июля без эскорта, имея при себе одного дежурного офицера, тридцатисемилетнего полковника Петра Васильевича Завадовского, которого он взял с собой для ведения записей. Екатерина встретила Румянцева на крыльце голицынского дома. В эти же минуты она заметила и Завадовского, статного, исключительно красивого мужчину, который стоял, окаменев, ибо был поражен сердечностью встречи и простотой государыни, одетой в русский сарафан. Заметив заинтересованный взгляд императрицы, брошенный на Завадовского, фельдмаршал тут же представил красавца Екатерине, лестно о нем отозвавшись как о человеке образованном, честном и храбром. Екатерина пожаловала офицеру бриллиантовый перстень с