переговорю с глазу на глаз. Позже. Где он стоит? Мне потребуются люди, чтобы добраться до него.

Сармат хотел выждать время. Нельзя возвращаться к соратникам, пока он не восстановит силы – их и так поразит, что он вернулся человеком, не драконом. Пусть хотя бы его человеческое тело выглядит здоровым. И он не отправится в путешествие к стану Ярхо в одиночку – не хватало еще погибнуть от клинков вражеских лазутчиков.

– Скажи брату, чтобы он прислал мне воинов. Каменных. – И даже не затем, что камню будет легче защитить Сармата. Камень терпелив, его языки не болтливы, а воинам, которых выделит Ярхо, придется увидеть Сармата прежде чем тот решит покинуть Матерь-гору.

– Это все?

Сармат улыбнулся.

– О нет. – Он свистнул сувара, и слуга принес ему писало, бересту и пергамент из телячьей кожи: чтобы начистую перенести то, что набросает на коре.

Сармат разложил принадлежности.

– Отдохни перед обратной дорогой, – сказал он. Пальцы отбивали по столешнице неспешный мотив. – Марлы о тебе позаботятся.

Йоким не выглядел воодушевленным его гостеприимством, но Сармату было все равно.

– А потом ты позаботишься о том, чтобы мое письмо нашло Хортима Горбовича.

И дождавшись согласия, Сармат отвернулся:

– Вот и договорились.

Когда солнце замрет IX

Светило знойное августовское солнце. Над Старояром высился Божий терем с малиновыми куполами – если смотреть только на них и на нетронутые крепостные стены, могло показаться, что Старояр был красив и пышен – прямо как из историй, которые слышал Лутый. Но он видел и другое: порт, только восстанавливающийся после пожара. Оставалось лишь догадываться, сколько еще разрушений скрывалось в самом городе: Лутый собрал слухи, и теперь он знал о битве, произошедшей здесь несколько недель назад.

– Шумно, – пожаловалась Рацлава. – Жарко. И людно.

Ее было не обмануть: у ворот, восстановленных после пожара, толпился народ.

– В город пускают всех? – Она поправила платок, прикрывая лицо. Ее кожа не загорала, а только наливалась под солнцем болезненной краснотой.

– Сейчас разберемся. – Лутый оправил другой платок из запасов Кригги, которым оборачивал шею: к чему людям знать, что на нем рабский ошейник?

– Постарайся не сорить деньгами. У меня большие виды на эту жизнь, и богатства не будут лишними.

Лутый усмехнулся. На деле он был осторожен – теперь за сокровища, которые вынесла Кригга, отвечал он. Рацлава отказалась сразу, а сама Кригга побоялась иметь дело с тем, за что пронырливые встречные могли и убить.

Лутый честно разделил сокровища на три части. Если ему требовалось выторговать им ночлег, то он не показывал ничего больше серебряной монеты – позже он извернулся разменять ее на медные, которыми и расплачивался с хозяевами. Их крохотный отряд и так был слишком приметным. Их одежды были самыми простыми из того, что можно было взять у Сармата, и их истрепала дорога, но острый глаз бы заметил, до чего же мягка ткань. Лутый не обольщался и понимал, насколько они были подозрительны – парень с прикрытой шеей и две женщины, идущие от Матерь-горы. Оттого старался не соваться вглубь деревень и искать приюта у тех, кто жил на краю. Приходить поздним вечером, уходить ранним утром, на расспросы отвечать, что это его сестра и невеста и война лишила их дома, оттого они идут в Старояр.

– Ты как? – спросил Лутый.

Как только они вышли в люди, Кригга стала не очень-то разговорчива: боялась. Сейчас она, надвинув платок на лоб, смотрела, как у ворот толкались беженцы.

– В порядке.

Однажды они остановились в избе у охотника, и ночью тот посчитал, что Кригга – плата более лакомая, чем предложенные медяки. Лутый и в лучшие дни не считался великим воином, а теперь ослаб из-за недосыпания и тревог – он тут же треснул охотника кочергой, но если бы тот продолжил посягать на Криггу, Лутый не знал, сумел бы он ее отбить.

Он никогда не видел, чтобы Рацлава так играла: даже первые звуки ее свирели оказались подобными плети, и охотник, поднявшийся, чтобы дать Лутому в ухо, упал как подкошенный. Лицо его покраснело, горло сжалось, точно его перетянули веревкой, а глаза вылупились в пустоту – Рацлава задушила бы его, если бы Лутый не остановил. А он остановил насилу: Рацлава долго не соглашалась прекратить, но еще не хватало, чтобы у охотника оказались приятели в соседней деревне и за ними отправилась вереница мстителей.

Ту ночь они провели под открытым небом. Волки их не съели, медведь не задрал, разбойники не зарезали, и Лутый решил, что они просто невероятные счастливцы. Кригга отделалась испугом – правда, сильным, но им с Рацлавой удалось ее успокоить. Они пообещали, что не дадут ее в обиду (по мнению Лутого, было забавно слышать это от людей, у которых на двоих был один-единственный здоровый глаз). Рацлаве же Лутый перевязал кровоточащие пальцы, и Рацлава сказала, что он сделал это отвратительно и уж лучше она как-нибудь сама.

Лутый взбил волосы: от пота кудри липли ко лбу. Осторожно, рассыпаясь в извинениях, – в толпе было тесно, – он пробирался к воротам. Кригга следовала за ним, а Рацлаву Лутый придерживал за локоть. Ее подвернутая нога так и не зажила до конца, и Рацлава прихрамывала.

– Все хотят в Старояр, – сказала она ему.

– О да. Дескать, если город выдержал один приход Сармата, то и второй выдержит. Всяко безопаснее, чем за крепостными стенами.

– Если б я была Сарматом и обломала зубы о Старояр, то начала бы мстить, сжигая деревни.

– Если он и вправду обломал, – заметил Лутый, увернувшись от чужого коня. Он утянул Рацлаву за собой. – Ты же слышала эти сказки.

– О драконьем рыке, спасшем город? Не знаю, как можно в это верить.

Ворота они миновали совершенно спокойно, их даже не спросили, кто они и откуда идут. Толпа разбрелась, стало посвободнее, и Кригга тоже подхватила Рацлаву под локоть.

– Как все выглядит?

– Удивительно, – призналась Кригга. – Наверное, так можно сказать про каждый город… Не знаю. Я никогда не была в городах. Но пепелища портят вид.

Вместе с Лутым они рассказали Рацлаве, как выглядел Старояр после битвы.

Ряды хорошеньких пряничных домиков – коньки на крышах, резные наличники на окнах – соседствовали с обугленными остовами жилищ. Жадный огонь выкашивал дома скопом, оставляя сажевые следы на тех, что удалось от него защитить. День был безветренный, и над запруженными улочками висели знамена с лисицей. На базарной площади торговали всякой всячиной, а дальше виднелся высокий Божий терем, освещенный полуденным солнцем от маковок куполов до усеянного людьми крыльца.

– Почему там толпа? – полюбопытствовал Лутый.

– Сейчас тяжелые времена. – Кригга пожала плечами. – Беженцы наверняка ищут