Я тоже отталкиваюсь от кровати и придвигаюсь к ней.

— Спасибо, Лючия. Я знаю, что это не для меня, но для меня очень много значит то, что ты это сделала.

— Да, но докажи, что твое слово — это то, чем его считает Илрит.

— Я сделаю это, — решаю я. За всю свою жизнь я ни разу не нарушил клятву. — Я клянусь тебе. Я укрощу гнев Лорда Крокана и верну Вечному Море спокойствие и процветание.

— Хорошо. И проследи, чтобы отныне тебя отмечали только мы с Илритом… не будем рисковать, что кто-то еще узнает об этом.

— Ты хорошая женщина и хорошая сестра, Лючия. Спасибо. — Мне хотелось бы иметь больше времени, чтобы узнать ее получше. Возможно, подружиться с ней как следует. Как и в случае с чувствами к Илриту, в отношениях с Лючией есть зачатки дружбы, но они не успевают перерасти в нечто большее.

Она слегка кивает.

— Только не заставляй меня жалеть об этом, — говорит она и приступает к работе.

Ее движения расслаблены и целеустремленны. Уверенные. Она уже почти закончила, когда к ней подплыл Вентрис.

— Как она? — спрашивает он Лючию, даже не поприветствовав меня.

— Я как раз заканчиваю. — Лючия еще раз проверяет свои реплики — те, что были новыми, и поправки к старым. Надеюсь, она была права, когда сказала, что сможет скрыть изменения, которые Илрит внес в мои метки.

Вентрис подплывает к нам, а я остаюсь совершенно неподвижной, стараясь сохранить спокойное выражение лица. Мне нечего бояться. У тебя нет причин для подозрений. Я повторяю эти мысли, сохраняя их для себя.

— Она хорошо выглядит, — говорит он, наклоняясь в сторону. Я стараюсь, чтобы мои плечи не опустились от облегчения. — Отличная работа, как всегда.

— Благодарю Вас, Ваша Светлость. — Лючия склоняет голову. — Если можно, к какому сроку необходимо завершить метки?

— Наши астрологи и специалисты по приливам и отливам говорят, что до летнего равноденствия должно пройти менее пятидесяти ночей.

Меньше двух месяцев, думаю я про себя. Это так близко. Двадцать пять лет — это все, что было в моей жизни. Это слишком мало. Может быть, я и смирилась со своей судьбой, но впервые мне стало больно. Сегодняшний день окрасил все, что я отпускаю, в болезненные цвета.

Как я позволила себе дойти до этого места?

Я пытаюсь вспомнить обстоятельства, но они туманны. Я знала Илрита, когда он пришел за мной на борт моего корабля. Я знала, что он придет и заберет меня. Так почему же…

— Теперь, — продолжает Вентрис. — Прошу тебя, пойдем с нами.

— Куда?

— Мы собираемся начать подготовку к последнему куплету твоего помазания.

Я делаю то, что мне говорят. Но не для него и не потому, что он мне велит. Я делаю это спокойно, потому что думаю, что есть шанс снова увидеть Илрита. Меня осеняет, как мало времени у нас с ним осталось. Не успею оглянуться, как все закончится, и я должна наслаждаться каждым мгновением. Мне нужно кое-что спросить у него… кое-что о себе.

Мы грациозно скользим по извилистым коридорам и комнатам замка странной формы. Я не обращаю внимания на то, куда мы идем. Мне кажется, что это не так уж и важно знать, ведь недолго же я здесь пробуду. Вместо этого я сосредоточилась на многоцветной красоте всего этого. Замысловатое и органичное мастерство, с которым сирены строят свои жилища, порождает органичное слияние формы и функции — потрясающее слияние, которое я вижу как будто впервые.

Мы оказываемся в другой большой пещере, не похожей на ту, где встретились хоры. Она заполнена скульптурами, похожими на те, что стоят в оружейной Илрита. С одной стороны — резное изображение Крокана. На противоположной — изображение Леллии и ее Древа Жизни. Однако, в отличие от оружейной комнаты Илрита, корни, обвивающие это пространство, не вырезаны из камня.

Это настоящие корни Древа Жизни, мерцающие призрачной дымкой, как и анамнестические спектральные деревья, свисающие с потолка. Они освещают пространство своим сиянием. Как будто лес вырос вверх ногами, опираясь на корни самого Дерева Жизни. Я ненадолго задумываюсь, почему эти корни мерцают таким же сиянием, как и анамнез, в то время как другие корни за пределами замка, те, что спускаются в Бездну, гниют. Возможно, Илрит был прав, и это воды смерти отравляют жизнь.

От размышлений меня отвлекли два крупных изумруда, инкрустированные в качестве глаз для вырезанного Крокана. Мой взгляд фиксируется на них, как будто настоящий Крокан видит меня сквозь свое каменное отражение. Я почти слышу шепот слов, которые не могу понять, потому что они не предназначены для смертных ушей. Они роятся в глубине моего сознания, зовут меня, манят все ближе и ближе.

Он ждет меня в этой бесконечной яме с водой и гнилью. Старый бог смерти зовет без устали, требуя мою душу в качестве платы за совершенное преступление. По коже пробегает холодок паники. Я хочу покинуть эту комнату, уйти куда угодно, только не туда, где он меня увидит. Я плыву назад. Вентрис замечает эту реакцию и, несомненно, видит панику на моем лице.

Он останавливается и устало спрашивает:

— В чем дело?

— Я.… — Слова застряли, не в силах вырваться из закоулков моего сознания.

— Что с тобой? — требует Вентрис.

Я снова качаю головой. Я пытаюсь открыть рот, как будто физическим усилием я могу заставить слова вырваться наружу, как это было тогда, когда я еще мог говорить физическим голосом. Но ничего не выходит.

— Расскажи мне. — В голосе Вентриса появилось волнение. — Или я начну думать, что тебе может быть дискомфортно.

В этих словах звучит отголосок чего-то потерянного во мне. Кажется, кто-то сказал мне однажды? Но я не могу вспомнить. Тем не менее, они вызывают в моем теле реакцию, которую мой разум не может объяснить.

Прежде чем я успеваю ответить, меня окутывает теплое и защитное присутствие. Я оглядываюсь через плечо и вижу там Илрита, как будто мой страх вызвал его, и он ответил на мою защиту. Он одаривает меня небольшой, но нежной улыбкой. Но он старается не прикасаться ко мне, хотя и располагает свое тело частично передо мной.

Затем он со свирепостью обращается к Вентрису.

— Разве можно в таком тоне относиться к священной жертве?

— Это просто беспокойство, — спокойно отвечает Вентрис. — Мне нужна уверенность, что наша жертва не дрогнет, когда придет время. Если она колеблется сейчас, значит, помазание не действует и