медленно, с привалами, с ночевками – всего лишь по десять верст в день проходили. Обедали прямо в поле – разбирали с повозок свои мешки, располагались во кружок, по-артельному.

У нас с дядей Колей Можаевым мешок был на двоих. Припасы укладывали нам вместе по-семейному: я был еще молод и глуп, а он уже две войны прошел. Наложили мешок под завязку, проводили со слезами, с причитаниями.

И древней муромской дорогой

Пошли мы – млад и стар…

Где предки ехали на дрогах

Косами бить татар;

Где ратных проносили кони,

Хвостами пыль мели,

Где свист разбойничьей погони

Слыхали ковыли;

Где ехал на базар вчерашний

Тархан и коновал;

Где запах дегтя и ромашек

Я много лет вдыхал…

Прямая пыльная дорога,

Визгливый плач колес.

Тянулся медленно и строго

По ней войны обоз.

И люди шли, дымя махоркой,

Спокойно, как в извоз…

Да, мужики шли, спокойно покуривая, занятые своими разговорами. На обочинах стояли бабы с малыми детьми, девки, старухи; по ним плакали, рыдали, голосили, их отпевали, как покойников, а они шли, не оглядываясь, занятые своими мыслями, заботами. Молодежь, ребята куражились: шли кучно вокруг повозок, кто-то сидел на телеге, растягивал во всю грудь гармошку, наяривая страданье, из толпы же вперебой со свистом распевали соленые припевки.

Это было сильное племя. Да, «плохая им досталась доля, немногие вернулись с поля».

– Двести восемьдесят человек насчитали мы по Пителину, – рассказывал мне брат Иван. – Две недели сидели в военкомате, выписывали. Хотели, значит, памятник не безымянный, а чтоб с фамилиями, на каждого дощечку из нержавеющей стали. Но Кашинский запретил. Вы мне, говорит, не перемешивайте погибших и пропавших без вести. На которых, говорит, похоронки есть – вешайте дощечки. А на тех нельзя. Вдруг, говорит, кто-либо из них окажется не в том месте. Но так делить погибших мы отказались. Это значит обидеть добрую треть ни в чем не повинных солдат.

Кашинского теперь сняли, перевели из Пителина куда-то с понижением. А Пителино так и осталось с безымянным памятником.

Я остановился перед въездом в Пителино, на развилке дорог, на том самом месте, где мы долго топтались когда-то, не могли войти в общий поток мобилизованных, шедший по большаку. Было пустынно, темно и тихо; только уныло и ровно гудели провода на телеграфных столбах, да никла долу, чуть вздрагивая от легкого ветерка, высокая густая пшеница. Земля здесь добрая, и урожай в этом году был хороший.

Когда-то на этом месте стоял заезжий двор с трактиром; старики рассказывали, что будто хозяин держал патент на распитие русской горькой. И вывеска была по такому случаю: «Пить велено». Оттого и название ближнего села – Пителино.

«Сельцо Пителино на черноземах» – сказано в древней грамоте. Теперь это рабочий поселок с сыроваренным заводом республиканского значения. Вот он прямо отсюда, от большака, и начинается.

Я въезжал на освещенную асфальтированную улицу и твердил подвернувшийся стишок:

Вот моя деревня.

Вот мой дом родной…

А родного дома давно уж нету.

1976

Проданная деревня

Послушайте, ребята,

Что вам расскажет дед

Земля наша богата,

Порядка в ней лишь нет.

А. К. Толстой

«Здравствуй, дорогая редакция газеты “Труд”!

Пишет вам семья Агуреевых из села Дмитриева Рязанской области Скопинского района.

Дорогая редакция, просим разобраться и помочь нам.

Больше 30 лет отработали мы с мужем в совхозе “Культура” отд. № 2 село Дмитриево, я – мастером машинного доения, муж – механизатором, а последние 10 лет – возчиком молока. В апреле этого года наше отделение переименовали в акционерное общество “Агродрев”. Представители а/о проживают в Павловском Посаде – Даткаев Валерий Григорьевич и Федоров Владимир Михайлович. А какое предприятие они представляли для нас и чем они занимаются – мы не знаем. В апреле было собрано общее собрание жителей нашего села под руководством нашего директора совхоза “Культура” Новикова Николая Георгиевича в присутствии Даткаева и Федорова, которые решили купить наше отделение. Выступая перед нами, они наобещали “златые горы”, поверив им, мы дали согласие на продажу наших земель. Лично для меня они обещали улучшить труд доярки.

Даткаев В. Г. предложил всем рабочим написать заявление о переводе из совхоза “Культура” в а/о “Агродрев”. Заявления мы написали.

Отработав 10 дней в новой организации, мы получили первый обман – коров угнали в центральное отделение совхоза. Оказалось, что наше новое руководство их не купило. Хотя все рабочие писали заявление о переводе с указанием своей профессии, многие из нас оказались без нее и нас посылали на разные работы. Убрав урожай, мы остались без работы, а наше руководство нас покинуло. Забрав последний рабочий трактор, на котором работал Прохоров Анатолий Иванович, они оставили нас с двумя нерабочими тракторами. Не подумали они о нас, что мы жители глухой деревни, от которой до больницы 5 км, что нужно нам привезти и уголь, и дрова.

В сентябре – октябре мы являлись на работу и в ненастную погоду. Фронт работы нам не обеспечивали, но Даткаев В. Г. сказал, что кто является в плохую погоду на работу – будет ставиться 8-часовой рабочий день. Однако нас опять обманули – нам не оплатили эти дни. А в чем были виноваты мы?

А с ноября мы все остались без работы. Начальники у нас не появляются. А на собрании они нам обещали, что без работы никто не останется. И опять нас обманули.

Оформлялись мы в а/о “Агродрев” переводом из совхоза “Культура”, но вовремя не успели оформить трудовые книжки, и их бухгалтер сказал нам, что мы все временно работающие и ссылаются на это, не предоставив нам работу.

Не оплатили они нам и выходные дни по закону в двойном размере. Не платят они нам и “чернобыльские”, т. к. наша зона оказалась зараженной.

И оставили они нас у “разбитого корыта”. Рабочих нас всего 10 человек.

Дорогая редакция, просим вас разобраться в нашем вопросе и дать нам письменный ответ, т. к. подписаться на вашу газету нет денег – мы безработные.

Заранее вам благодарны».

Вот такое письмо вручили мне в редакции. Продали деревню – и шабаш. И поехал я в Скопинский район по знакомой дороге.

Когда-то в начале