— Ему не повезло. Мне очень жаль.

— Тогда чем ты лучше Фердинанда?

Я вскинулась, словно от пощечины. Губы задрожали, но из глаз не выкатилось ни слезинки:

— Пусть так. Слишком долго я шла к этому дню, слишком многими пожертвовала, чтобы удовлетвориться полумерами.

На его лице внезапно отразилась такая мука, словно ему нож в живот воткнули. Смертельная бледность залила лицо, и Карл был вынужден ухватиться за спинку кресла, чтобы не упасть.

— Многими? — ему не хватало воздуха, в глазах метнулся ужас. Казалось, он смотрел на меня — и не узнавал. — Я был слеп и глух, я должен был понять раньше. Ты не изменилась, нет, просто показала свое истинное лицо. Извини, Вики, но дальше тебе придется обходиться без моей помощи.

Он развернулся и на нетвердых ногах вышел вон.

Глава 43. Макс

Он ждал под дверью вот уже несколько часов кряду. Не то, чтобы эта дверь была действительно так надежно закрыта, наоборот, она гостеприимно распахивалась, пропуская вельмож, чиновников, советников, министров, доверенных слуг. Тех, кто соответствовал высоким требованиям, тех, кто был рожден в правильных семьях, тех, кто был почти равен или хотя бы нужен. Но не таких, как Максимилиан Штрогге. Для подобных ему двери вообще были закрыты почти всегда и почти везде. В лучшем случае, его просто не замечали, в худшем — могли вышвырнуть, втоптав лицом в грязь для большей доходчивости.

Ирония заключалась в том, что ни одна власть не могла обойтись без дознавателей, палачей и шпионов, но ни одна власть не была готова признавать это публично. Пользоваться их навыками? Да. Щедро оплачивать усилия? С лихвой. Но протянуть руку исполнителям — никогда.

Сейчас Максу было плевать. Почти всю сознательную жизнь он приучал себя не замечать чужого презрения и собственных эмоций, заменяя их наблюдательностью, холодным анализом, привычкой не оценивать, а запоминать факты. Это давало если не броню, то очень хорошее её подобие. Нельзя оскорбить и унизить того, кто признает свое место в иерархии, называет вещи настоящими именами и не пытается оправдать кровь на руках высокими целями и волей богов. Боги не правят миром, это линаар понял в день, когда его заставили расстаться с матерью, миром правят люди. Со временем оказалось, что у каждого из этих людей есть слабости, изъяны, глупые, ничем не оправданные надежды. Стремления разной степени абсурдности, мерила приемлемости, основанные на собственном опыте и начисто отрицающие опыт чужой.

Линаару понадобились годы, чтобы понять: люди слабы. Презрение к нему — это защитная реакция, всего лишь замаскированный страх, боязнь признать в самих себе то темное, жестокое, отвратительное, что он олицетворял. И чем сильнее была эта внутренняя тьма, тем ярче горел огонь ненависти, настойчивое желание оправдаться в собственных глазах.

Дверь в который раз распахнулась настежь, на мгновение продемонстрировав комнату, заполненную людьми, огромный стол, заваленный бумагами, женскую фигуру в черном. Королева Агнес даже в скорби сохраняла величественный вид, умудряясь казаться более изящной и уверенной в себе, чем любая из окружавших её дам. Однако по-настоящему важным было другое: она была сильнее внутренне, к ней прислушивались, её слово весило не меньше, чем до этого — слово Фердинанда.

Затем дверь закрылась, и Макс снова остался у порога, чтобы ждать, ждать и ждать.

— Напрасно тратите время. Она вас никогда не примет.

Появление амарита Макс пропустил, как, впрочем, и всегда. Звериное чутье, обычно позволяющее линаару заметить излишне пристальное внимание, упорно отказывалось срабатывать с другим полудемоном. Возможно, чувствовало родственную, хоть и сильно разбавленную, кровь их праотца, а возможно, просто уравнивало шансы в случае возможной схватки.

— Посмотрим.

Макс сухо кивнул и отвернулся, всем видом показывая, что не намерен продолжать разговор. Однако амарит не собирался уходить, наоборот, подошел ближе и, небрежно сложив руки на груди, присел на край широкого подоконника.

— Интересно, как вы вообще сюда пробрались? Охрану следует выпороть за подобную халатность.

— У них не хватило полномочий остановить мужа герцогини.

— О! Начинаете пользоваться новыми привилегиям? — его губы растянулись в улыбку, но глаза остались холодными и настороженными. — Не привыкайте: падать будет больно.

Вместо ответа Макс смерял собеседника взглядом, быстро просчитывая его слабые точки. Жаньи сидел слишком расслабленно, руки сцеплены, из такого положения мгновенно не выйти, к тому же точка равновесия весьма условна. Максу хватит одного резкого выпада, чтобы повредить незакрытую шею или разбить переносицу, опрокинуть противника навзничь и нанести удар локтем в область груди или живота. Потом амарит, конечно же закроется, подоспеет охрана или даже жрецы, но мысль о том, что это смазливое лицо уже будет разукрашено кровью, неожиданно успокоила.

— Я думал, у вас есть дела поважнее, чем разговор с изгоем.

— Отчего же? Это весьма и весьма забавно. Я могу часами наблюдать за тем, как вы мечетесь из угла в угол, в надежде найти выход из запертой клетки, отказываясь верить, что выхода нет.

— Он есть.

— Да неужели? Глядите, — не по-мужски изящным жестом Жаньи указал в сторону двери, выпускающей очередного военного в расшитом золотом черном мундире. — Вы знаете кто это? О, по глазам вижу, догадываетесь. Армия на её стороне. Закон на её стороне. Приличия на её стороне. Если совет и будет что-либо обсуждать, то это личные выгоды и возможные условия сотрудничества.

— Лидор — ничто без флота, а флот — это Сюзанна. Южные провинции, зерно и торговля — это Сюзанна. Простые горожане, жители деревень, наемные рабочие — это Сюзанна. Погромы в городе ничему вас не научили? Ах да, вас же здесь не было, вы предпочли удрать, чтобы ненароком не стать поживой воронам.

— Толпа на улицах ничего не решает, — отбил Жаньи.

— Тогда почему этот разговор вообще стал возможным? — Макс насмешливо приподнял бровь, любуясь тем, как на лице амарита сквозь маску спокойствия проступает заметная тревога.

— Потому что я любопытен. Королева не станет с вами говорить, но я — могу. Чего вы хотите?

— Свободы в обмен на безопасность. Снимите печать, и я сделаю так, что вы больше никогда не услышите ни обо мне, ни о леди Сюзанне.

— Её голова стала бы замечательным украшением городских ворот.

— Я не обещаю вам её голову, — огрызнулся Макс. — Я обещаю спокойствие.

— Увезете ее прочь?

— Какая вам разница?

— О! — глаза амарита нехорошо сверкнули. — Разница есть. Я мог