— Да.

— Тогда да прибудет с тобой благословение богов, Вики.

***

В зал совета мы с Агнес прибыли одновременно. Она — в сопровождении лорда Жаньи, я — плечо к плечу с Максом.

— Ваше величество, — я склонилась в реверансе, мысленно проклиная этикет и церемонии.

— Леди Сюзанна, — она едва удостоила меня взглядом и прошла мимо, как проходят мимо грязной лужи.

В зале яблоку негде было упасть. Места на длинных скамьях, спускающихся к центру амфитеатром, были заняты представителями знати, гильдий и послами, верхние открытые галереи отдали горожанам: мастеровым, главам цехов и выборным представителям всех мастей от угольщиков до прачек. И все они поднялись и замолчали, стоило нам показаться на широких ступенях.

В полном молчании мы двинулись вниз. Ками и прочие члены наших свит остались на общих скамьях, отдельные кресла были поставлены только для меня, Агнес и самих членов совета. Я внимательно всмотрелась в лица, мысленно называя имена тех, кто также входил в трибунал, осудивший сперва моего отца, а затем и Фердинанда. Оглянулась, чтобы убедиться, что Макс по праву мужа остался рядом с моим креслом и не позволил охране оттеснить себя в задние ряды.

О случившемся ночью линаар не обмолвился ни словом, оставаясь под сотнями взоров точно таким же, как и прежде: суровым, безэмоциональным, холодным. Я незаметно приложила пальцы к запястью, чувствуя жар на коже. Штрогге мог обманывать кого угодно, даже самого себя, но я знала, что маска спокойствия дается ему непросто.

— Миледи, милорды…

Я заставила себя выбросить из головы все посторонние мысли и просто смотреть вперед. Голос распорядителя, знакомый мне с момента оглашения моего собственного приговора, резал по нервам кривым ржавым ножом, поэтому официальную часть сказанного я едва ли разобрала. Обвинения, опровержения, судебные заключения, рассуждения жрецов, выписки из родовых книг и письменно заверенные показания свидетелей — всё это задевало моё сознание, но оставалось где-то далеко. Мы с Максом, Агнес с Жаньи и большая часть аристократов знали аргументы обеих сторон наизусть, однако протокол следовало соблюсти до конца. Оглашение фактов и обоснование претензий на корону — лишь первая часть испытаний. Вторая и гораздо более значимая — голосование. В этот раз оно не могло быть тайным, как в случае с вынесением приговора преступнику. Совет выбирал будущее страны, жители Лидора имели право знать, кто сказал от их имени «да» бастарду покойного короля или его племяннице.

Когда в зал внесли две неглубокие чаши на кованых треногах, я поняла, что дрожу. Посередине на маленькой подставке разместили шкатулку с отполированными до блеска мраморными шариками. По белой поверхности каждого вилась тонкая светящаяся вязь: клятва покорности перед лицом Солнечного и всех прочих богов. Победитель получит всё: формальную верность аристократии, магическое скрепление договора, древнюю силу. Спина ныла от напряжения, в живот словно раскаленную иглу вонзили. Магия закипела в моих венах, хлынув по телу болезненным огнем. Мне пришлось стиснуть зубы и впиться пальцами в подлокотники обитого алым бархатом кресла, чтобы не застонать. Макс за спиной судорожно втянул воздух и едва слышно выругался, похоже, его печать тоже отреагировала не самым благоприятным образом. Обернувшись в сторону королевы, я заметила, что и она тоже застыла неподвижно, хотя как уроженка Ванлиата вряд ли чувствует эту силу. А вот лорд Жаньи побелел, как полотно.

— Милорды, миледи, народ Лидора, — распорядитель взял в руки первый шар и повернулся к залу, произнося ритуальную фразу любого большого совета: — Сказанное да будет услышано. Говорите, если должны. Однако помните, что ложь будет стоить вам жизни.

В зале воцарилась мертвая тишина. Кровь тяжело ударила в голову, отсчитывая секунды громовыми ударами в виски. Один, два, три, четыре…

— Я буду говорить.

По залу прокатился ошеломленный ропот, стража расступилась, пропуская смельчака вперед. Карл Мейдлиг, напряженный, как тетива арбалета, поравнялся со мной. Оглянулся, посмотрев мне прямо в глаза.

— Извини, но я не могу иначе.

А потом шагнул вперед, коротко поклонился членам совета и зрителям, опустился на одно колено перед поднесенным жрецом ликом Солнечного и произнес с пугающей четкостью:

— Я, барон Карл Мейдлиг, перед лицом богов и людей обвиняю леди Сюзанну Викторию Штрогге, урожденную герцогиню Гвействер, в заговоре против короны, убийстве своего отца и попытке совершения государственного переворота.

Сердце замерло, пропустив удар, легкие сковало, и я поняла, что не могу вдохнуть, будто меня ударили ногой в живот. Холод, сковавший тело, казалось превратил меня в осколок льда.

Скрипнуло кресло, со своего места медленно поднялся старейший из членов совета:

— Это серьезное обвинение, молодой человек. Вы понимаете, что вам грозит, если вы не сможете его доказать?

Карл поднялся на ноги:

— Смерть. Хотя, впрочем, это уже не важно.

— Почему?

— Потому что моя смерть — это и есть доказательство. Я свидетельствую, что был сообщником леди Сюзанны.

— Герцога вынудили подписать признание, — рассказ Карла о том, что он виделся с моим отцом, о допросе, о собранных Глосси доказательствах и о собственной роли занял не более пяти минут. Самых жутких минут в моей жизни. — Я отказался верить очевидному, выбрав, как мне тогда казалось, логичное объяснение: человек, давший мне дом, уважение и будущее, действительно замешан в заговоре. Канцлер сдержал обещание, моё имя не упоминулось в следственном деле ни разу. Более того, он сохранил документы, благодаря которым удалось обжаловать приговор. Мне дали шанс начать жизнь заново, вечно терзаясь сомнениями и укорами совести, — голос Карла не дрогнул даже на мгновение. — А истина все это время была на виду. Герцог знал дочь лучше нас всех. Он взял вину на себя не потому, что его обвинили я или его собственный брат, и не потому, что хотел уберечь Сюзанну от клеветы, а потому что понял: она и есть первопричина. Фердинанд лишь воспользовался удобным случаем, чтобы избавиться от соперника, однако он ошибся также, как и я. Соперница осталась, и она перед вами.

— Бред, — вскочил со своего места Вернер. — Бесстыдная ложь. Это ваша месть за то, что леди Сюзанна вас отвергла.

— Отвергла. Но только сказанное мной — правда от первого до последнего слова. Я понимаю, что моих ошибок хватит на два смертных приговора, но такова моя личная плата за то, что поверил глупым иллюзиям, а не доводам разума.

— Вы признались, что искажали факты и лжесвидетельствовали. Дважды, — отрезал фон Кёллер. — Почему мы должны верить вам сейчас?

— Потому что