Казалось бы, ну и что; вот только пока ты не ступишь на ступеньку, все они были совершенно одинаковыми и шли ровно и горизонтально вперед. Хотя, несмотря на направление, они все еще были лестницами, со ступеньками и наклонными перилами.

Картины, скульптуры, вазы и куча других предметов окружения тоже кричали о вопиющем преобладании импрессионизма и не вписывались в мое понимание родового гнезда. Примером может послужить хотя бы радужная ваза-кегля, причем кегля в прямом смысле этого слова — спортивная кегля — в которой стоял цветущий кактус.

Семья же вроде странностями не выделялась. Просто люди, общающиеся друг с другом, пьющие и смеющиеся за едой. Постепенно, мы тоже втянулись в разговор, рассказывая о школе, о новых порядках из-за возможного начала войны и другом.

Оред задержал наше внимание на упоминании Биврёста, слухи о котором ползали по школе и всплывали, если кто-то случайно вспоминал нападение. Кажется, после описания причин, по которым многие сходились во мнении, что был задействован именно легендарный мост, Певерелл задумался и провел в прострации минут десять.

Между тем сын и дочери Ореда расспрашивали про нашу учебу, преподаваемые дисциплины и даже попытались проверить уровень знаний на втором году. Часть вопросов далась нам легко, ибо мы оба долго и кропотливо изучали несколько магических дисциплин, работая над щитом, а часть оказалась непосильной.

До тех пор, пока не прозвучала фраза, что это все мы сами изучили в свободное время, а на уроках учатся элементарное протего удерживать дольше одного попадания и превращать крысу в стакан, младшие даже прониклись уважением к Дамблдору. Но сразу же после замечания, уважение переключилось на нас.

— Кого я вижу, — раздался голос, когда мы с Тори поднимались после обеда по одной из “лестниц” в сторону гостиной. Обернувшись, я столкнулся глазами с портретом из Поттер-менора.

— Мистер Харольд, не ожидал вас тут увидеть, — ответил я, слегка наклонив голову. С этим портретом у меня дружба сразу не сложилась. — по крайней мере так рано.

— Что же это, мне уже нельзя к себе домой прийти? А где же тогда жить: к себе нельзя, к вам нельзя, — сокрушался, театрально хватаясь за голову, портрет.

— Приходите в Хогвартс, там любой всегда найдет то, что ищет, — пожал я плечами.

— И что же могу искать я, старая, двухсотлетняя картина?

— Покой, умиротворение и, быть может, забвение, — сделав театральную паузу, выдал я. За моей спиной рассмеялся Оред, а Харольд удивленно поднял брови.

— О как загнул. Сам не смог от меня избавиться, а теперь подначивает пойти искать смерть.

— Что вы, что вы! Я же не знаю, чего может искать картина. Призраки, например, очень часто ищут смерть, ведь когда-то им не хватило смелости пойти дальше и отпустить этот бренный мир.

— Для начала я еще понаблюдаю за тобой. Посмотрим, кого из нас не станет первым, — рассмеялся Харольд.

— Вы победили, я все еще жив, — ответил я и продолжил подъем.

***

— Ты явно вносишь в жизнь дяди Харольда изюминку, — произнес Оред и похлопал меня по спине, одновременно подталкивая в просторную гостиную. — Он очень переживал из-за смерти: сначала своей, потом на его глазах скончалась половина семьи. Именно он посоветовал уйти из магического мира и жить спокойной размеренной жизнью.

— Кстати, а где это мы? — спросил я, раз уж разговор начал развиваться в эту сторону.

— В Певерелл-хилле, — ответил Оред. — Это закрытое от внешнего мира пространство, похожее на то, что сделали Дамблдор и Грин-де-Вальд со школой, только гораздо… правильнее созданное.

— А люди? Я слышал в деревне звуки радио и телевидения...

— Все жители, кроме нашей семьи — маглы. Они могут спокойно покидать это место и жить спокойной жизнью за пределами долины. Посторонние сюда проникнуть не могут, хотя на самом деле границы с внешним миром как таковой нет. Ну а если кто-то из местных покидает город, то он просто забывает все, что выходит за рамки нормального. А как только вернется назад — сразу все вспоминает.

Мне нужно было некоторое время, чтобы обдумать информацию, а Оред между тем продолжил:

— Например, ты видел у одного из домов машину? Так вот, кто-то из жителей просто приехал на ней к себе домой. Если он сядет в нее и отъедет на пару километров, то будет считать, что, как и миллионы других англичан, просто выехал из дома и едет по делам. Ни о какой магии он не вспомнит даже под Сывороткой Правды. А когда вернется домой, то к нему вернется память о лордах, живущих в замке и колдующих уже пару тысяч лет.

— И до этих воспоминаний никак не добраться? — спросила Тори.

— Нет, никак, они по сути покидают память. В отличие от того же заклятия забвения, всего лишь рвущего ассоциации.

— А мы? Мы тоже все забудем? — спросил я.

— А ты про магию знал до этого? — ответил вопросом на вопрос Оред. Я не очень убедительно кивнул. — Тогда зачем тебе забывать про магию, если ты про нее и так знаешь?

— Я не про магию как таковую, я про все, что мы тут видели.

— Нет, не забудешь, я сделал исключение для вас двоих. Мы же все-таки семья. Хотя и это возможно. Много кто приходит сюда, рассказывает последние новости и потом уходит, забыв, что он вообще когда-либо общался с кем-то из Певереллов.

— К чему такая секретность? — поинтересовалась Астория. — Ну, у нас менор тоже защищен очень основательно. Если кто и войдет сквозь все щиты внутрь, то ему понадобится пару лет, чтобы распутать плетения проклятий-сторожей. Но при этом мы не скрываемся столь сильно.

— Об этом стоит спросить у того, кто строил этот замок. К сожалению, в те времена о говорящих портретах еще даже не задумывались, не то, что умели их делать. Так что вы можете даже и не пытаться.

— То есть, эти чары держатся настолько давно? — удивилась, округлив глаза, Астория.

— Ты себе даже не представляешь, как давно, — ответил ей Оред. — Да и никто, в общем-то, не представляет.

—