Умной. Вот что его напрягало в рассказах миссис Крессвел: та девочка была, судя по воспоминаниям, мягко говоря, несколько придурковатой… Играла на зрителя? В одиннадцать лет? Нереально. Настолько повзрослела? Возможно, но где тогда она училась? В Англии нет таких мест. Да и в Европе получить такое образование, которое сквозит в ее умозаключениях, непросто. Личные учителя? Откуда и на какие средства они у сироты? Пока сходилось только то, что девочка, о которой ему сейчас рассказали, и Ирма Пинс являются сиротами. И все.

Освальд Крессвел оставил недопитую рюмку и, закинув в рот кусочек груши, бросил деньги на стол и быстро вышел. Он наконец понял, как сделать так, чтобы больше этот опасный человек о них не вспоминал. Просто: лишить его всякой надежды. А значит, написать про Ирму — Кея. Про полную ликвидацию банды. И сделать это надо быстро, пока не вернулась Лорин.

* * *

Стоя у окна гостиницы, Том всматривался в темнеющее небо. Вот так сюрприз… Письмо от «доброжелателя», в котором он быстро распознал мистера Крессвела, открыло немало нового и закрыло надежду на то, что разобраться будет легко. Всего-то пара строк о банде в Лютном, участии в ней «Ирмы» и ее бесславном конце. Значит, родственник, и все равно уже, мальчик или девочка, — этот человек всех изрядно запутал, но он мертв. Кое-что прояснялось в поведении мадам библиотекаря, особенно если это был ее близнец. Многое, но не то, где же она сама была все то время. Снова тупик?

Хотя, он не из тех, кто просто верит на слово, а потому информацию про Кея, пожалуй, соберет. В конце концов, есть и такая вещь как оборотное. Надо поручить это дело в Аврорате кому-то из своих.

Том мысленно сопоставил образ Ирмы Пинс с парнем-воришкой и пришел к выводу, что это больше всего похоже на чистую мистификацию.

Снова встречаться с миссис Крессвел? Нет, она рассказала все, что могла, а он проверил на искренность. Ее муж, искавший названую сестру невесты и узнавший о ее смерти, недаром старается сохранить это в секрете от жены. Данные собраны, и теперь у него в руках такой клубок… Ничего. Распутывал и не такое. Том взялся за порт-ключ и через несколько минут уже стремительным шагом входил в гостиную своего лондонского дома. Вскоре оттуда полетели три совы, каждая в своем направлении, а Том склонился над здоровенным фолиантом, обтянутым драконьей кожей, и быстро начал что-то выписывать. Где-то через час он встал и потянулся: тело просило отдыха, да и голова тоже: двое суток почти без сна — для него не сложно, но приятного мало. В конце концов, не мальчик уже.

— Милорд изволит пойти отдыхать? — уши малфоевского эльфа подмели пол.

— И с каких это пор ты ко мне приставлен?

— Хозяин, сэр, велел Добби исполнять желания хозяина хозяина, сэра…

Том поморщился от формулировки.

— Добби приготовить ванну?

Неожиданно… Но почему бы нет?

Тонкий аромат мелиссы, теплая, почти горячая вода — когда же он вообще позволял себе расслабиться? Кажется, в позапрошлой жизни, в карцере, в приюте. И то потому, что заняться было особо нечем. Том усмехнулся: так странно было сейчас об этом вспоминать, словно не о себе, а о ком-то другом — злобном, обиженном, бескомпромиссном и… перепуганном. Каким же он ребенком был тогда…

На столике рядом материализовалась большая чашка с пряно-медовым запахом, он протянул руку и с наслаждением глотнул. Надо будет подарить Люциусу… а хотя бы и ту трость с серебряной головой. Ему вполне пойдет, тем более, у них во всей семейной символике змеи.

После отличного отдыха утро радовало его, почти как в юности. А может, и больше. Прохладный воздух из открытого окна освежал и бодрил, работа спорилась. Том успел найти несколько важных и довольно интересных хроник, сделать с эльфом несколько копий («Купить, что ли, этого Добби?»), составить таблицу поручений для ближайших соратников. Внутренний круг должен быть занят делом, иначе… Хорошо, что внешний еще большей частью на учебе, но уже вот-вот. Надо приглашать кураторов.

Он с удовольствием прервался, когда Малфой принес очередную порцию писем. Вот этот, бело-голубой, с уже знакомым почерком, изящным, но не вычурным. Настроение еще поднялось. Ирма Пинс подробно отвечала на его вопросы, ссылаясь на массу источников, словно хотела спрятать за этим собственные умозаключения, и у нее это почти получалось. Но Том прекрасно умел читать между строк.

Как интересно она пишет, словно мудрая и древняя колдунья! Где она все-таки училась? Определенно, не в Хогвартсе. Кто ее учил? Пару идей он обязательно использует в замке Слизерина, и уверен в успехе. Хм, а не должен ли он ей за это как за совет? Какая, оказывается, полезная вещь — справедливость…

* * *

Она любила приходить сюда ранним утром, пока вся школа еще спала, и ее неторопливые шаги отдавались тихим гулким эхом в пустых коридорах. Вдыхать тишину и запах старых книг вместе с ароматом утреннего кофе: хогвартские домовики были к ней внимательны все эти годы. Ей никогда не было страшно или неуютно в этом замке, даже в самых глухих его уголках. Хотя… после Азкабана ей нигде не было страшно или неуютно. Увидев на своем столе небольшой конверт, рядом с которым уже дымилась чашечка превосходного эспрессо, Ирма скользнула к столу, бросая чары распознавания.

Пусто. Письмо не зачаровано. Она протянула руку, повернула конверт адресом вверх и вздрогнула.

Имя адресата было написано… ее рукой?! Она бы никогда не позволила себе писать милорду, а не отвечать на его письма. Но почерк… Когда и как она это сделала?! И почему не помнит? Империо? Обливиэйт? Зачем и кому это может быть надо? Нужно срочно посмотреть, что в письме!

Судорожно перебирая в памяти весь прошлый день, она дрожащими пальцами достала листок и обмерла, увидев собственные стихи. Самое личное…

А Хогвартс уже зазвенел детскими голосами вперемешку с дробным топотком в коридорах: время завтрака.

У Ирмы не было ни желания, ни сил идти куда-либо. Она медленно села, уставившись невидящим взглядом куда-то в сторону двери, но рука автоматически потянулась к чашке. Кофе — это не просто удовольствие и бодрость, иногда это почти что спасение… Она сделала еще глоток ароматной жидкости, и разум наконец подсказал ей простую вещь: письмо не было отправлено. Быть может, все