шум работавших моторов и послышались чьи-то голоса. Когда Сэцуко выглянула в окно, ее буквально парализовал ужас. Из остановившихся у ворот грузовиков выпрыгивали вооруженные солдаты и мужчины в гражданской одежде. Одни уже проходили через ворота, другие взяли под прицел винтовок полицейскую охрану.

К полицейским, поднявшим над головой руки, обратился капитан Сасаки: «Разве вы не знаете, кто такой этот чертов Хиранума? Действительно не знаете? Я скажу вам! Он — предатель. Имеющий дурную славу вождь группировок, поддерживающих англичан и американцев, работающих над тем, как быстрее уничтожить нашу священную землю. И вы охраняете этого явного предателя! Вы задумывались о том, что вы делаете? Вам должно быть стыдно!»

Сэцуко вспомнила, что несколько дней назад один из охранников рассказывал об очень похожем случае. И всего лишь вчера японские военные самолеты облетали город на низкой высоте, угрожающе покачивая крыльями. Охрана подумала, что сейчас их разбомбят, но ничего не случилось. Теперь несколько мятежников с бензиновыми канистрами уже подбегали к дому. Женщина собрала детей, разбудила няню и приказала ей увести их, затем она бросилась в комнату Хиранумы. Его там не оказалось.

Языки пламени и дым уже грозили перекинуться внутрь дома, и послышался голос: «Мы не можем найти его». Сэцуко выбежала наружу и услышала, как другой мятежник ответил: «Не важно, через минуту он сгорит заживо, где бы он ни скрывался». Женщина надеялась и верила, что старику каким-то образом удалось убежать. Полицейские все так же продолжали стоять с поднятыми вверх руками, а Сэцуко поспешила выйти в сад соседнего дома. Там скрывались ее дети. По-видимому, Хиранума убежал через ворота, разделявшие два сада, которые были не замечены мятежниками.

Дом сгорел полностью, от него осталось одно пепелище; и банда, довольная тем, что на этот раз ей сопутствовал успех, села на грузовики и уехала.

Пока Кидо оставался в потайной комнате министерства двора, на рассвете банда фанатиков, состоявшая из гражданских лиц и связанная с людьми Хатанаки, вышла из автомобилей у дома хранителя печати, расположенного в районе Акасака. Они окружили дом и атаковали его, надеясь застрелить Кидо. Вооружены они были мечами, гранатами и револьверами. Полицейские, охранявшие дом, открыли ответный огонь и отогнали нападавших. В результате стычки один из охранников был ранен мечом.

На следующее утро те же самые ура-патриоты попытались снова убить Кидо. В этот раз они пришли в дом его брата, подозревая, что он может быть там. Им открыла дверь его племянница, и они вручили ей церемониальный поднос для ее дяди с неким предметом, внешне напоминавшим небольшой меч. Это было «приглашением» Кидо совершить харакири, в противном случае бандиты сами покончат с ним. Убийцы спокойно ушли, когда им сказали, что Кидо нет дома.

Серый свет утра начал прогонять тени из комнаты военного министра. Генерал Анами только что надел свой офицерский китель со всеми орденами, когда его посетила одна мысль. Он расстегнул китель и снял его. Затем он аккуратно сложил его, связав сзади его рукава. Он поместил его в нишу токонома, и за рукава положил фотографию своего погибшего сына. «После сэппуку, — обратился Анами к Такэсите, — пожалуйста, наденьте на меня мундир».

Такэсита кивнул в знак согласия, он вспомнил, как генерал Ноги, национальный герой Русско-японской войны, совершил харакири по древнему обычаю императорских слуг после похорон императора Мэйдзи. Ноги послал своих сыновей на бой, и они оба погибли. Когда осмотрели тело, обнаружили, что генерал держал в руке фотографии обоих павших сыновей. Слезы навернулись на глаза Такэситы, и у него перехватило горло от глубокого сочувствия генералу.

Служанка доложила, что в приемной дожидается генерал Окидо, шеф кэмпейтай. «Поговорите с ним», — отдал Анами распоряжение Такэсите. Для человека, готовившегося умереть, было трудно принять всех желавших его видеть посетителей, и он не хотел менять одежду и выходить из комнаты в эту минуту.

Такэсита вышел в приемную, где всего два дня назад он, Арао, Инаба, Хатанака, Сиидзаки и Ида, полные больших надежд, рассказывали о своем плане Анами. Окидо пришел, уже зная о перевороте, об убийстве Мори и Сираиси и о попытке помешать радиообращению императора. Переворот теперь был предотвращен благодаря генералу Танаке и Армии Восточного округа. Испытывая противоречивые чувства от этих новостей, Такэсита поторопился поскорее выпроводить посетителя.

В то время как Такэсита говорил с генералом Окидо, полковник Хаяси зашел в дом с другого входа и направился прямо в кабинет военного министра, чтобы сообщить ему о мятеже, поднятом Императорской гвардией. Его задержали у входа в кабинет, и полковник понял, что Анами, видимо, готовится совершить харакири. Полковник прошел в приемную и сообщил Такэсите, что Анами сейчас будет делать харакири.

Практика харакири процветала в средневековой Японии. Это было распространенным способом для аристократов избежать плена или унижения попасть в руки врага. Этот обычай был привилегией высших классов общества. Порядок совершения ритуального самоубийства окончательно сложился к XIV веку. Каждый год приблизительно 1500 японцев совершали сэппуку.

Было два его вида — добровольное и обязательное. Добровольное появилось позднее; оно стало последним средством для людей, которые были не в состоянии заплатить долги, кто протестовал против беззаконных действий чиновников и правительства и для тех, кто хотел выразить свою верность своему умершему господину.

Обязательное харакири было отменено в 1868 году, но всегда находился благовидный предлог для отмены наказания тем, кто нарушил закон. Это касалось и аристократов, и любого чиновника. Правонарушитель получал от правителя письмо, составленное в самом высокопарном стиле, с намеком, что его смерть будет только приветствоваться. В качестве подтверждения данного свыше позволения к посланию прилагался украшенный драгоценными камнями кинжал.

Для выполнения этой «команды» сооружался помост высотой в 4 дюйма, который покрывали красным полотном. Его устанавливали в храме или в замке самоубийцы, и помощник помогал ему подняться на помост, а друзья и официальные лица садились полукругом перед ним, и они же вручали кинжал с почтительными поклонами. Осужденный человек публично заявлял о своей вине, брал в руки кинжал и делал надрез на животе слева направо и вверх.

Обязанностью помощника самоубийцы было следить за тем, чтобы он не смог остаться в живых, и не затягивать наступление смерти. Обычно он дожидался момента, когда живот уже был вспорот, и тогда одним мгновенным движением он отсекал ему голову большим двуручным мечом. Правитель получал окровавленный кинжал в качестве доказательства того, что осужденного уже нет в живых.

В некоторых случаях заранее рядом с помостом устанавливали поднос, на который клали веер. Когда самоубийца наклонялся за веером, его помощник опускал на его