Шрифт:
Закладка:
На следующий день еще одна бомба разнесла часть институтского здания.
Вскоре профессор уехал в Бруннвинкль, увозя собранные на пожарище письма жены. Встретившая мужа в дверях Маргарет смотрела встревоженно:
— Что случилось? Я вижу, что-то случилось…
Мюнхен, бывший для них счастливым уголком, отныне закрыт. Прожив какое-то время в старом Бруннвинкле, Фриши уехали в сравнительно мало пострадавший от военных действий Грац: здешний университет организовал новую кафедру зоологии и пригласил профессора возглавить ее.
— Новая кафедра, — удивился Фриш, читая приглашение. — Верно говорится, что у покойника ногти растут… Что же, поедем в Грац. Мюнхена нам не видать.
Поначалу поселились чуть не в сарае.
Работая в Граце, Фриш опубликовал уже после падения фашистского рейха книгу «Ароматическая дрессировка пчел на службе сельского хозяйства». Исследование вышло в 1947 году в Вене.
15
После второй мировой войны Германия лежала в развалинах. Воспоминание о мюнхенском институте еще кровоточило. Теперь Фриш мог, не тратя попусту время на нозематоз, продолжать в полную силу главные работы. В 1948 году пришло второе приглашение в Соединенные Штаты.
Инициатива исходила от профессора Л. Р. Гриффина из Корнельского университета в Итаке, где Фриш читал лекции в первый приезд и где о нем помнили. Доктор Гриффин следил по статьям за исследованиями, посвященными языку танцев у пчел, и сам, уладив дела, направил в Грац необходимые бумаги: вызов, денежный чек, темы докладов, расписание турне, рассчитанного на два месяца. После почти двадцатилетнего отрыва от заокеанских научных центров все выглядело особенно заманчиво. Биологические и зоологические журналы, вновь начавшие поступать в Европу, говорили об очень многом.
— Маргарет, собирайся! Ты ведь грозила не отпускать меня одного!
Теперь и в самом деле ничто не мешало сопровождать профессора. Дети взрослые. Отто, в начале 30-го года грудной младенец, уже кончил гимназию.
Уложились быстро. Решили поехать в Лондон, откуда ежедневно отправлялись в Нью-Йорк пассажирские авиалайнеры. «Бремен» с его катапультирующим самолетиком ушел в прошлое, стал позавчерашним днем трансокеанских рейсов. К тому же полет обещал избавить от морской качки, которой Маргарет, в отличие от мужа, боялась смертельно. Но то было первое в их жизни воздушное путешествие, и оба не очень ясно представляли себе, как они его перенесут.
Полет прошел без особых происшествий, и, спустившись вслед за женой по трапу на аэродром Ла Гардиа близ Нью-Йорка, Фриш второй раз, и снова в марте, спустя 19 лет и 72 часа ступил на землю Западного полушария. Тут же они пересели на маленький самолет и направились в Итаку.
Летели сквозь снежную вьюгу, и помощник пилота раза два выходил из рубки предупредить пассажиров, что машину немного потрясет на воздушных ямах, что было, в сущности, достаточно ощутимо и без объяснений.
Снова открылись перед Фришем, теперь перед четой Фришей, парадный ход и выстланная коврами мраморная лестница на академический Олимп Штатов. Какой контраст! Как все отлажено даже по сравнению с более или менее благополучным Грацем! И конечно, не только в Итаке. Здесь нигде не пережили ничего даже отдаленно напоминающего то, что произошло в Европе.
Из одного университета в другой, из одного колледжа в другой. Просторные аудитории, внимательные лица, заинтересованные вопросы, встречи с коллегами, знакомыми по первому приезду или побывавшими с визитом в Мюнхене, куда стремились многие биологи и зоологи. Новые знакомства, переезды по железной дороге, а чаще в автомашине, полеты, радушные приемы, осмотр местных достопримечательностей, увлекательные экскурсии…
Профессор Г.-Х. Паркер в Кембридже уже в отставке, но полон сил и продолжает работать. Новое здание университета великолепно оборудовано. И сколько профессоров! Пятнадцать зоологов, четырнадцать ботаников, чуть не полсотни ассистентов! Как не позавидовать, как не вспомнить, что осталось дома!
Директор Нью-Йоркского зоосада Ф. Осборн познакомил Фришей на приеме в их честь с доктором У. Бибом. Он стал знаменитым, побив мировой рекорд и спустившись в стальном водолазном шаре на 900 с лишним метров в океан. Биб рассказывал о невообразимом разнообразии светящихся органов, которыми оснащены обитатели подводных глубин. С не меньшим увлечением говорил он и о новом затеянном им предприятии: в джунглях Тринидада доктор выбрал место для опытной станции, обещающей стать центром интереснейших экологических исследований. Правда, для ее организации нужна масса денег. Ничего, раздобудем!
Фришу в шестьдесят три года были понятны и дороги оптимизм и энергия человека старше его почти на десять лет.
Да что там! Снова посетив захолустный университет, где в прошлый приезд он познакомился с восьмидесятилетним зоологом, подумав: «Завидная старость!», Фриш увидел на той же кафедре все еще розовощекого, только заметно поседевшего профессора, как и девятнадцать лет назад окруженного молодежью.
Чтобы показать знаменитым гостям зоосад, Осборн сел за руль автомашины и по дороге успел объяснить, почему старается не упустить возможности побольше узнать, как изменяются повадки зверей и птиц в неволе.
— Здесь мы с вами соседи, — пошутил Фриш. — Наша лаборатория — та же неволя, и она, конечно, не может не накладывать свою печать… А нам так важно приблизиться к естественным условиям, к природе.
Осборн понимающе кивал.
Он сводил Фришей в глубокий подземный изолятор с утконосами: здесь им спокойнее, пока самки выводят расплод. Потом в квартал осветленных клеток, где порхали, сверкая, колибри. Через несколько недель Фриши увидят их на воле, в садах тропической зоны, перелетающими с цветка на цветок…
Однако как ни богат Нью-Йоркский зоопарк, его сокровища померкли для Фриша, когда он попал в Национальный музей естественной истории. С 1930 года музей сказочно разросся. Сердце натуралиста-педагога дрогнуло при виде чудесных творений искусства демонстрации, слитых воедино с чудесными творениями природы.
Вот группа горилл, пробирающихся из чащи тропического леса на поляну: вожак вплотную подступает к зрителю, за ним другие замерли в удивительно живых позах. Поросший лишайником камень, растение, свесившее сверху зеленые пряди, — каждая деталь пейзажа доставлена с места, воспроизведенного на огромной панораме.
Слониха со слоненком в африканской саванне, за ними целое стадо. Длинная вереница пересекающих песчаные барханы верблюдов: их неподвижные двугорбые тени на песке под ослепительным небом пустыни…
— Тебе не хочется надеть снова полосатый бурнус и взяться за одного из этих симпатичных верблюдов? — улыбнулась Маргарет, напомнив мужу о детской фотографии с верблюдом на колесиках.
— И чтоб матушка могла снова сказать: «Рано скрючивается то, чему предстоит стать крючком», — блеснул стеклами очков профессор, и они прошли дальше.
Постояли молча у гнезда страуса с яйцами и только что вылупившимися страусятами
