Шрифт:
Закладка:
Одна из прилетевших до срока и три из числа опоздавших оказались молодыми пчелами, летающими только второй день».
Эти наблюдения, к слову сказать, так же как увеличение процента неправильных ячеек в сотах, сооружаемых молодыми пчелами в отсутствие старых, опытных строительниц, позволяли считать, что молодые пчелы все же чему-то обучаются у старших. Роль этого обучения, возможно, не выходит за пределы воздействия, которое оказывает на инкубаторных цыплят, еще не умеющих клевать, постукивание ногтем об пол. Однако и в этом случае опыт и навыки старших пчел приобретают значение своеобразного «ментора» — наставника для молодых и открывают дополнительные возможности управления развитием семьи.
Позже, когда исследования были закончены, выводы из опытов показали, что молодые пчелы быстро исправляются и уже на четвертый-пятый день начинают прилетать с минимальными отклонениями от точного срока.
Об этом говорили наблюдения над посещениями цветков мака, шиповника, розы, вербены, цикория — тридцати пяти разных сортов и видов растений.
Далее установили, что цветы, которые равномерно в течение всего дня производят нектар или пыльцу, посещаются пчелами весь день — от зари до зари. Но большинство сборщиц прилетают на такие цветы утром, к первому взятку (за ночь в венчиках накапливается много нектара), и в жаркие часы (в это время воздух сух, влага испаряется, нектар слаще обычного).
Чем у́же интервал, когда нектар и пыльца цветка доступны для пчел, тем точнее совпадают по часам максимумы богатства «пчелиных пастбищ» и количества пчел на них.
Так стало ясно, что чувство времени позволяет пчеле свести к минимуму холостые полеты, успешнее использовать каждую лётную минуту, меньше меда расходовать на сбор нектара, посещать больше цветков и, следовательно, увеличивать кормовые запасы семьи, укрепляя основу ее роста и благосостояния.
Об этом Фриш подробно написал одному из своих знакомых в Москве и снова вспомнил свою давнюю встречу с ласточками.
Ответ позабавил профессора: «Но Вы должны были понять, о чем именно они щебечут и посвистывают, суетясь под карнизом дома и летая вдоль аллей. Ведь, согласно старинной загадке-считалке, „Шитовило-битовило по-немецки говорило; спереди — шильце, сзади — вильце, сверху — синенько суконце, снизу — бело полотенце“! Пишу по-русски, так как, боюсь, не сумею сохранить в переводе все грани и блеск этого самоцвета. Надеюсь, Вы найдете среди друзей кого-нибудь, кто поможет Вам оценить его по достоинству».
Фриш нашел загадку, посвященную ласточкам, очаровательной, заметив, впрочем, что птицы щебечут и не по-немецки, а ведут себя, как им положено.
Итак, стало известно: насекомые-опылители и цветы по-своему тоже прессуют время и функционируют согласованно.
Пока опылители могут продолжать сбор корма, их действиями руководит одно стремление — то, что отправило их в полет из родного гнезда, побуждает еще и еще заливать в зобик нектар, а корзинку на задних ножках загружать пыльцой. Но едва зобик и корзинки наполнены, остаток энергии переключается на обратный курс — домой. Сообщив сестрам, откуда она вернулась, отдав нектар приемщицам и сбросив в перговые ячеи комочки обножки, пчела, если обстоятельства позволяют, устремляется в очередной рейс. Лётный день может весь пройти в чередовании двух противоположных устремлений: за кормом и с кормом, к цветам и от цветов, из дому и домой!
Нечто подобное происходит и с цветами.
Эти самые изящные, но, увы, эфемерные творения природы, радующие наш глаз, нежные, яркие, украшенные орнаментами, выдержанные в законах симметрии, если не радиальной, то по меньшей мере двусторонней, часто окутанные облаками ароматов, представляют маленькие, но оживленные перекрестки, где на считанные мгновения соприкасаются два великих царства — флоры и фауны. Здесь, по слову поэта, «пчела передает цветку поцелуй далекого, незримого, неподвижного возлюбленного».
Быстро пролетает пора, когда цветок был призван привлечь и удержать вестницу любви. Покинула венчик последняя пчела — переводится некая стрелка, и питательные соки, которыми растение бесперебойно снабжало лепестки, устремляются от красочных шелковых одеяний венчика к его начинающему разрастаться столбику, а высококалорийный нектар, еще недавно скапливавшийся в хранилищах цветка, питает теперь своей энергией завязь…
Через тридцать три года после того, как был сделан первый шаг на этом пути, Фриш по-прежнему не расставался ни с пчелами, ни со студентами. Аудитория во время его лекций всегда была полна. Профессор мог рассказать об опыте, законченном только вчера вечером, мог продемонстрировать эксперимент, мог показать новый отрывок фильма, заснятого ускоренной киносъемкой в инфракрасном свете… Слушать его собирались студенты с разных кафедр, из других институтов, нередко приезжали из разных городов Германии, на лекциях в новоотстроенном здании института стали бывать и иностранцы.
Успех не мешал профессору. Он по-прежнему вставал с рассветом и всё успевал. Правда, ему частенько приходилось являться в институт с полевых работ в старых кожаных тирольских шортах, сверкая голыми коленками. Но профессор никогда не был чопорным.
И когда однажды в институт пришло письмо на имя помощника Фриша — требовалась справка о работах руководителя, — Фриш ответил сам и приписал: «С чего вы решили, будто меня не надо тревожить? Не такая уж я важная шишка!»
14
«— Доктор, а ведь ваше упорство выглядит, пожалуй, странно. Что ж это, в самом деле? Непрерывно, на протяжении десятилетий, работать с одними и теми же объектами? — писал Фриш о себе. — А почему бы не заняться (вспомните-ка господина Штоша!) слоном? Объект, правда, может показаться несколько громоздким, но тогда к вашим услугам любопытнейшее создание — слоновая вошь; а если вы отказываетесь приносить себя в жертву экзотике, то чем, скажите на милость, вас не устраивает, к примеру, кротовая блоха?
— Зачем так зло шутить? — отвечал Фриш самому себе. — В институте целая группа сотрудников изучает позвоночных. И всегда есть сотрудники, занимающиеся другими беспозвоночными — осами, муравьями, пауками, креветками…
— Так-то оно так, но вы, особенно в последнее время, все больше погрязаете в изучении своих излюбленных пчел. Дались они вам! Вот и сейчас: Рэш исследует распределение обязанностей среди рабочих особей в пчелиной семье, Фогель занят чувством вкуса у пчел и питательностью для них разных сахаров, Баумгартнер — строением сложного глаза, Германн — способностью к восприятию освещенности, Лотмар — восприятием ультрафиолетовой части спектра…
— И очень хорошо! — подтверждает Фриш. — Мы не без основания доверяем старому домашнему врачу, которому знакомы наша походка, выражение лица, цвет белков, каждый хрип в легком, каждый тон в биении сердца, ритм пульса… Когда долго занимаешься одним и тем же объектом да еще постоянно о нем думаешь, быстрее подмечаешь в
