— Что за мерзкая страна! — зло сказал Шпага. — Еще немного, и навсегда переберусь в Швейцарию. Завтра же отвезешь машину в мастерскую и не вздумай распространяться о том, что произошло. Нам только журналистов недостает. Эти кретины рады любой сенсации. Пока же оставь машину здесь — в восемь едем на телевидение.

Быстро поднялся по трем ступенькам и вошел в дом. В приемной Паола прощалась с мадам Лупис.

Мадам посмотрела на него с вызовом, хотя ей явно было не по себе. Но Шпага, не глядя на жену и на эту Лупис, прошел в гостиную.

Мадам Лупис, в своем полосатом черно-белом костюме похожая на нахохлившуюся птицу, торопливо натянула белые допотопные перчатки, прижала ж груди сумочку из оленьей кожи и с девичьей живостью порхнула к двери.

— Почему же вы, моя дорогая, не сказали, что ваш муж вернется так быстро? Мы бы с вами раньше управились!

— Он сказал, что заедет к зубному врачу, — помрачнев, ответила Паола. — Но ведь и вы, мадам Лупис, не смогли предугадать, что он переменит свои плавы!

— Ах, моя девочка, какая же вы наивная!

Госпожа Лупис погладила Паолу по подбородку, а ей показалось, что к лицу прикоснулся протез, — такой холодной и скользкой была рука мадам Лупис.

— Если понадобится, звоните в любое удобное для вас время. Тогда синьор Шпага уж точно не застанет нас на месте преступления — в момент гаданья.

Она спустилась по тем же трем ступенькам, а Паола, закрыв за ней дверь, осталась стоять, глядя на небо, словно прислушиваясь к таинственным голосам. Тем временем мадам Лупис обошла «феррари» и внимательно осмотрела сильно исцарапанный капот машины.

— Так, очень хорошо, — прокудахтала она, но полного удовлетворения не получила — повреждения были не слишком серьезными.

Паола неохотно вернулась в гостиную. «Теперь начнет читать мне нотации. Как будто он сам не суеверен, не носит крохотных амулетов от сглаза и не щипает себя тайком, когда на дороге ему попадается черный кот или горбатая старуха! И потом, чего он боится? Журналистов, этих чертовых журналистов… Ну и что?! Когда журналисты узнают, что я зову мадам Лупис погадать мне, они опубликуют колоритную статью, а лучшую рекламу придумать трудно».

Словом, она приготовилась к перепалке с мужем. Но встретила ее лишь Балайка, подарок одного знатока собак, выигравшего на телеконкурсе целую кучу денежных жетонов.

Это было два года назад. А теперь маленький веселый щенок, ушастый и косматый, превратился в огромную борзую, весьма аристократического вида. Нежной собачьей преданности Балайка не проявляла и только грустно и задумчиво глядела на хозяйку своими золотистыми глазищами.

Паола села с ней рядом и стала тихонько поглаживать ее по шелковистой медового цвета шерстке.

Это немного успокоило Паолу, и она подумала, не стоит ли рассказать Луиджи о мрачных предсказаниях мадам Лупис.

Конечно, карты дают ответ двусмысленный и неполный — обещают нежданные радости и самые неприятные происшествия, а какие именно, остается полной загадкой. Как бедняге, которому карты нагадали беду, уберечься от нее? Может, ему нужно повсюду ходить с телохранителем. Она представила себе Эфизио в роли телохранителя и заулыбалась. Да он непременно споткнется на ступеньках лестницы и покатится вниз.

Луиджи надо бы предупредить и предостеречь, но он испытывает глубокую антипатию к мадам Лупис и к ее гаданиям на картах. Кроме того, она даже не может толком объяснить Луиджи, чего ему следует остерегаться. Того и гляди закатит ей очередную истерику. Но когда муж ворвался в гостиную в сопровождении Валенцано, державшего в руках огромную пачку писем, она тотчас поняла, что буря разразилась не из-за ее дружбы с гадалкой. И потому промолчала — продолжала лениво перелистывать газету.

Шпага не сел, а буквально рухнул на диван. Его секретарь Валенцано пристроился рядом, с величайшими предосторожностями, словно садился в ванну с кипятком, и сразу поджал ноги, так как диван был очень низким и неудобным.

— Вот, — сказал он. — Эти письма, по-моему, не мешает сегодня вечером прочитать во время передачи. Мне они показались любопытными.

Шпага взял письма, бегло прочитал их, сердито фыркнул.

— О господи, ну и дуры!

Он вернул письма Валенцано.

— Нет, не стоит. Скажут, что мы их сами сочинили. В лучшем случае, они могут кое-чему научить некоторых жен. — Он покосился на Паолу и громко прочел: — «Преданные вам женщины никогда бы не впустили в дом шарлатанку в нелепой пингвиньей одежде, зная, как она вам неприятна».

— Ах, преданные тебе женщины? Если не ошибаюсь, их только что назвали дурами? — проронила Паола и бесцеремонно, с вызовом зевнула во весь рот.

— А это, — сразу вмешался Валенцано, чтобы предотвратить семейную сцену, — письма вам лично.

Он протянул Шпаге нераспечатанные конверты и после поистине титанических усилий сумел встать с дивана.

— К восьми вы должны быть в телестудии, синьор Шпага. Прямая передача начинается в восемь. Я вам больше не нужен?

— Нет, идите, идите. Эфизио я предупредил. А вы, главное, не спускайте глаз с журналистов. Этот Мако на прошлой неделе поизгалялся на мой счет. Постарайтесь прочесть рецензии прежде, чем они попадут в печать. И если надо, кое-что в них подправьте.

Он открыл еще один конверт, прочитал письмо и снова окликнул секретаря.

— Отнесите в архив и это «послание». Чертовы кретинки узнали-таки мой личный шифр. Подождите, сейчас я вам отдам остальные. — Он изящно и быстро вскрывал конверты своими красивыми пальцами, которыми откровенно любовался.

— А это что за чушь?

Тревожные нотки в голосе отвлекли Балайку от ее туманных грез. Она подняла морду и своими влажными глазищами уставилась на хозяина.

Паола оторвала взгляд от газеты и мрачно поглядела на мужа — она совсем было подготовилась к ссоре, а ее лишили этого удовольствия.

— Что там такое?

Шпага словно окаменел.

— Вызовите Пьерантони, — наконец приказал он секретарю, тоже глядевшему на своего работодателя с молчаливым недоумением.

— Пьерантони… из полиции?

— Его. Но только его и никого другого.

Пьерантони отвечал за сохранение порядка и спокойствия на телевидении. Он приходил, когда появление в студии какой-нибудь знаменитости грозило вторжением целой армии неустрашимых корреспондентов, или когда раскритикованные прессой члены парламента пытались с телеэкрана подвигнуть на бунт не верящую им ни на грош враждебную толпу. Приступил он к действиям, и когда какой-нибудь супершутник звонил и говорил, что спрятал бомбу замедленного действия на одном из этажей телецентра. Ну, еще и когда служащие решали, что обед в столовой преотвратный и в знак протеста надо бы объявить