Илья, наконец-то, нашел библиотекаря. Молодая женщина, зовут Лидия Тихоновна. По фамилии – Сергеева. Она, наверное, была бы вполне симпатичной, но вот только сейчас была как-то болезненно худа, даже – казалась изнеможденной. Одета вполне себе со вкусом, правда одежда на ней сейчас… болтается как на вешалке.

- Ты, Мироныч, нашу новую библиотекаршу знаешь, что ли? Вроде здоровкался, как со знакомой?

- Ну так… она же у нас здесь в школе года два, или три учителкой проработала! Особо я ее не знаю, но – мимо же в школу ходила, здороваемся! Она, вишь ты, заболела тяжко. Как бы не год проболела, может и поболее… Со школы-то ушла, вот… к нам решила, значит. Ну да – все ж в библиотеке полегче будет, после болезни-то! Они с мужиком ее – домишко прикупили, на станции. Он у нее какой-то инженер… все по реке туда-сюда носится. С весны и до осени. Путеец, вроде это называется.

Новую библиотекаршу Илья представил работникам. Она была приветлива, улыбчива.

«А что вид такой больной… Ну – может и оправится»!

А Иван выдохнул с облегчением – библиотека, как угроза дополнительной на него нагрузки, отпала! Сергеева быстро разобралась с временной библиотекаршей, и приняла бразды правления книжным царством в свои руки.

Узнав, что Лидия Тихоновна учитель русского языка и литературы, Иван договорился с ней, что она с ним позанимается, по утрам, когда в библиотеке практически никого не бывает. А то столкнулся тут Косов с фактом, что некоторые правила русского языка несколько отличаются от тех, что он изучал когда-то в школе. Немного, но все же он допускал досадные ошибки. Сослался на то, что подзабыл уже школьную программу. Все эти «итти» вместо «идти», «чорт» именно с буквой «О», да еще что-то с предлогами, и глаголами. Библиотекарь похвалила его за хороший почерк – не зря он тогда тетрадки исписывал, да руки чернилами пачкал!

Библиотекарь была благодарна ему еще и за то, что он, после ее слов о скудности книжного фонда, проехался в свободное время по известным ему местам, из которых получали книги, да и собрал… разную макулатуру. Макулатурой он считал все эти… дамские романы. Всяких Мопассанов, Бальзаков, и прочих… Стендалей. Даже Бунина где-то откопал, в залежах, списанных из библиотек, но пока, по разным причинам, не отправленных в макулатуру книг. Здесь Бунин тоже был в запрете, по причине эмиграции и явной антисоветской деятельности в «заграницах».

- Иван! А ты читал Бунина? – с интересом посмотрела на него Лидия.

Он постарался сдержать улыбку, но получилось не совсем:

- «Темные аллеи»? Читал, да.

И отвернулся, увидев, что дама чуть покраснела.

«Ну да… это уже штамп – интеллигентным дамам, как правило, не хватает нормального мужика, чтобы… «отвлек» от лишних умствований!».

- А как ты относишься к русской классике? Вот я думаю предложить Илье Николаевичу попробовать создать театральный кружок…

- Знаете, Лидия Тихоновна… Где-то прочитал такую фразу, что классическая русская литература писалась «барами, о барах, и для бар». Поэтому, наверное, она – не очень близка большинству школьников, которые все же больше – из народа. То есть, переживания Анны Карениной не близки простым русским женщинам. А князь Андрей, с его размышлениями – не очень понятен большинству мужчин. Нам ближе Платон Каратаев… Или тот же капитан Тушин. У простых людей вообще… Проблемы другого рода. И мне больше по душе произведения Шолохова, Алексея Толстого. Там все как-то ближе и понятнее. Но «Темные аллеи» - да, интересны! – не преминул опять вогнать в краску библиотекаршу.

Как оказалось, Лидия Тихоновна приятельствует с Елизаветой Николаевной, школьным учителем пения. Та уже несколько раз забегала в библиотеку, поболтать, да попроведовать подругу. А Ивану было интересно общаться с этими двумя женщинами – Лидочкой и Лизой, как он их назвал для себя. Они были совершенно другими, чем его новые знакомые. С некоторыми претензиями на интеллектуальность, и даже – утонченность. Ну – как ведут себя типичные русские интеллигентные дамы, с высшим образованием, начитанные, но… несколько оторванные от жизни.

Если с молодежью – Кирой и ее компанией, можно было позволить себе подурачиться, дать волю этакому «внутреннему босяку», то здесь все по-другому. Нет, так-то и его знакомые из молодежной компании вовсе не были глупыми. И Виктор, и Илья. И Кира с Зиной. Но все же они были другие. Новая молодежь нового общества.

Тут же приходилось несколько сдерживать себя, фильтруя шутки, анекдоты. Иногда и пошучивая, этак… на грани флирта, но не явно. Больше показывать свою начитанность, как бы невзначай.

«Интересно… Вот для Косова – эти дамы явно старые. А для Елизарова – молоды. Но почему-то с ними… оттачиваешь юмор. Да и выглядеть стараешься все же поумнее».

С подобными представительницами интеллигенции Елизарову приходилось много общаться в той еще жизни. Ну – так и жена была из того же круга. Вообще и тогда, и сейчас Иван с некоторой долей снисходительности относился к таким дамам. Был им присущ некий апломб, даже, и не редко, определенный снобизм. Не очень умный, ага. Забавно наблюдать со стороны. Но некоторые дамы были не лишены определенного шарма.

Вот и Лиза, с Лидией были ему интересны. И Елизавета – уже сейчас. И Лидочка - когда оправится от болезни, то обещает стать вполне симпатичной женщиной.

«Так что – оттачиваем слог и ум в словесных баталиях!».

Были ли у него какие-то намерения по отношению к ним? Да Бог весть! Но – интересно, интересно пофлиртовать чуток с ними.

И он с готовностью отзывался на все просьбы Лидии Тихоновны помочь в делах библиотеки – то стеллажи по-другому разместить, то книги расставить. То – вот, помочь карточки оформить. А то им бланков не дали – сами сделаете! Но он с удовлетворением видел, что библиотека становиться какой-то более уютной, обжитой.

Хотя… он и вообще по клубу не отказывал в помощи. И Илье, и той же Тоне.

Тоня, которая все-таки перешла к ним в клуб, развила бурную деятельность, и теперь после обеда и до самого вечера в зале полно ребятни. Илью Тоня «припахала» в качестве аккомпаниатора. А вот знай, как хорошо раньше-то было, когда сам директор, и ходи – руки в брюки и указывай подчиненным! Ну хоть порядок навела теперь в кабинете директора.

Илья, видать, уже понял, насколько свободно себя чувствовал ранее. И налившись злобой в тоске по утраченной