поднялись и одна за другой положили сложенные листки на стол.

– Читай! – сказала Нора.

– «Я сделаю дома генеральную уборку».

– Но это, пожалуй, и так делают! – воскликнула Анн-Мари. – А кроме того, за месяц дома снова станет грязно! Там есть еще что-нибудь?

– «И сожгу все письма, которые кого-то могут огорчить».

– Хорошо! – воскликнула Китти. – Господин учитель, Нора! Ей нужно поставить пять!

– Четыре с минусом! – сказала Нора. – Это не оригинально. Ева, читай дальше.

– «Нужно понять, чего мне всегда хотелось сделать, и сделать это, ни с чем не считаясь, думая только о себе».

Эдит сказала:

– Но ведь за месяц нельзя поменять профессию… И кстати, Анн-Мари! Разве непонятно, чего она желает?

– Она, пожалуй, никогда этого не знала, – прервала ее Вера. – Поймет позднее. Ева, давай следующий листок.

– Здесь нарисована картина, очень скверная картина. А под ней масса текста, перечеркнутого черным карандашом.

– Это Китти! – закричала Эдит.

– Нет, это не я.

Памела сказала:

– Можно взглянуть на картинку?

Но Ева продолжала:

– «Чувствовать себя как воздушный шар, потерявший шнур. Отбросить сомнения и печали и посмотреть на все иначе. Даже не пытаться понять, что вокруг происходит, когда тебя нет с ними рядом». Разве это не здорово?

Нора сказала:

– Там не написано о том, что нужно сделать, только ощущения. Это не по правилам.

– Опять ты со своими правилами! – разразилась Эдит, и все начали говорить разом.

Ева развернула листок, который оказался пустым; она поднялась, чтобы принести кофе, кивнула Китти, и они вместе вышли на кухню.

– Перестань плакать, – сказала Ева, – скоро они уйдут, и все закончится.

Китти присела на столик для мытья посуды и сказала:

– Да ничего не кончится, такие игры не забываются, просто сущий ад. Тебя заставляют водить, ты ходишь кругом, и никто не желает иметь с тобой дела, на тебя пальцами показывают, ты за всех отдуваешься! И это называлось играть!

– Припоминаю, – сказала Ева. – Это было жестоко! Но это было так давно!..

Китти не слушала, она продолжала:

– А интеллектуальные игры допоздна, а научный экзамен Норы! Ева, послушай меня, брось ты этот кофе – ничего нельзя изменить, потому что когда-то ты была просто трусихой и делала все не так.

– Разумеется, это было ужасно. А теперь я отнесу кофе! Китти, милая, возьми другой поднос, только осторожно, этот графин я получила в подарок от класса после окончания школы, помнишь? Графин выбирала Нора.

– Охотно верю, – сказала Китти. – Знаешь, что сказал однажды мой дядя об одном на редкость уродливом графине? Подожди, не торопись, не уходи! Простишь ли ты меня, если я скажу что-то гадкое о Норе? Это ведь не испортит твой званый вечер?

– А это необходимо?

– Да, так мне кажется.

– Ну тогда скажи, господи! – воскликнула Ева и понесла кофе; она очень устала.

– Мне без коньяка, – попросила Памела, – я возьму ликер.

– Он гораздо крепче, – объяснила Китти, – ты ничего не понимаешь в спиртном. Но посмотрите на этот роскошный графин! Это Нора выбирала его, не кто-нибудь другой. Сорок лет тому назад, и его до сих пор не разбили. Нора! Хочешь знать, что мой дядя сказал об одном стеклянном графине? На семейном празднике. Он сказал: «Вы когда-нибудь видели петуха, который мочился бы в стеклянный графин?»

– Но боже мой, – воскликнула Памела, – что он хотел этим сказать?

– Он хотел их шокировать! – любезно объяснила Нора. – Ему, очевидно, нужна была разрядка, надо было дать выход своим чувствам. Но, Китти, милая, кого теперь может шокировать такое ребячество? Сколько ему было лет, твоему дяде?

– Девяносто два!

«Сейчас она опять заплачет, – подумала Ева. – И как мне отправить их по домам?..»

– Кстати, о смерти, – быстро выпалила Анн-Мари, – вы заметили, что теперь пишут в газетах: о чем мечтают все эти, у кого птички, и пальмы по углам, и все такое…

– Они прикидываются, – сказала Эдит. – И какое нам дело до этого?

Поднялся ветер; и когда в комнате стемнело, они заметили, что за окном вьюга и снег бьет в стекло. Кто-то сказал, что будет трудно вызвать такси и не стоит ли поторопиться, и внезапно все стало как обычно.

– Нам надо два такси, – решила Нора, а Ева сказала, что она, пожалуй, была бы не против легкого ужина. Все встали и начали искать свои сумки, очки и сигареты.

Нора, тяжело поднявшись с кресла-качалки, сказала:

– Мы что-то засиделись, пора уходить. Ева, вечер был прекрасный! Китти, вот твоя сумка.

Китти ответила:

– Я сама знаю, где моя сумка! Не распоряжайся! Хочешь услышать еще кое-что о моем дяде? Знаешь, что он говорил? Делайте то, что вы делаете, и не заботьтесь об окружающих, ложитесь в кровать в сапогах и вышвырните ночные горшки в окно!

– Почему бы и нет? – задумчиво сказала Нора. Какое-то время она разглядывала Китти, а потом продолжила: – Вы все попрощались и ничего не забыли? Ева, ты можешь вызвать такси? Попроси два, и пусть подъедут к самым воротам, очень скользко.

Ева стояла, держа трубку возле уха, и ждала, когда ее соединят с центральной станцией такси. Но слышались только гудки. Протянув руку, она привлекла Нору ближе, так что они обе ждали сигнала.

– Китти! – позвала через плечо Нора. – Будь добра, скажи мне только одно: что ты написала на том листке? Хоть это и не по правилам.

– Пожалуйста! – ответила Китти. – «Продолжать жить как обычно».

– Пять с плюсом! – воскликнула Нора.

Ева зачастила в трубку:

– Сколько нас, три, четыре, шесть… Так, два автомобиля, и сможете ли вы подъехать к воротам?

Они попрощались друг с другом в прихожей, попрощались с нежностью, которая была искренней, хотя и ни к чему не обязывала.

Пиратский ром

Перевод Л. Брауде

Тем летом Юнна и Мари оставались на острове до сентября. Каждый раз, когда они готовы были перебраться в город, наступало ненастье, и им приходилось снова распаковывать вещи, а когда погода устанавливалась, они думали, почему бы не остаться еще ненадолго. А потом ветер начинал дуть с какой-нибудь другой стороны…

Каждую осень о старых фрёкен беспокоились и говорили, что они, наверное, здесь в последний раз…

Однажды вечером ветер подул с востока, а восточный ветер хуже всего, поскольку лодка была слишком тяжелой, чтоб вытащить ее на берег, и приходилось оставлять ее на сваях. Шхера напоминала по форме атолл с впадиной посредине; и когда море подступало с востока, через прибрежные горы низвергались целые водопады, стекая вниз по впадинам. С другой стороны, заливая водой остров, вторгались встречные волны, и в узкой полосе прибоя лодке «Виктория» приходилось изо всех сил бороться