Наступило долгое молчание, так что было слышно, как снаружи свистит ветер. Гейл с беспокойством глядела в окно на мчавшиеся по небу серые тучи.

– Уничтожить, – прошептал Сильвера. – Но как?

У него пересохло в горле, и он не мог думать ни о чем другом, кроме тех граффити в переулке прямо за окном: «Следуй за Мастером».

– Точно не знаю, – хмуро ответил Палатазин. – Могу предложить только тот способ, которым пользовались в Венгрии: ясеневый кол и обезглавливание. Кол должен пронзить ему сердце, а отсечение головы лишит вампира его гипнотического взгляда и… предотвратит регенерацию.

– Регенерацию? – резко переспросила Гейл. – Я думала, они что-то вроде… призраков.

– Нет. К несчастью, они очень даже телесны. Их можно ранить, но если они давно не насыщались, то не будут истекать кровью, потому что кровь, вероятно, быстро впитывается в ткани, за исключением сердечных желудочков. Если же они недавно питались, то кровь жертв, видимо, циркулирует по их венам, и тогда рана будет кровоточить до тех пор, пока регенерация не заживит ее. Не знаю, все ли они обладают такой силой. Но я помню… как в Крайеке мой отец прикоснулся ко мне после возвращения с горы Джегер. Он был… ужасно холодным. Думаю, человеческая кровь каким-то непостижимым для нас способом согревает их, сохраняет молодость и гибкость. Как бы там ни было, это работа дьявола. Венгерские предания говорят, что они также боятся огня и что глаза могут оказаться уязвимым местом вампиров. Если их ослепить, они мгновенно станут беспомощными, но я боюсь даже предположить, какими еще чувствами могут обладать вампиры.

– Вы говорите о них так, как будто они совершенно иная раса, – заметил Сильвера.

– Они и есть иная раса. Их способности превосходят наши. Они сильнее и быстрее нас. И они могут жить вечно, пока пьют человеческую кровь.

Он перевел взгляд с Сильверы на Гейл, а потом обратно.

– Бог создал человека, а Сатана создал вампира.

Сильвера откинулся на спинку стула и начал двигать костяшками пальцев, чувствуя, как руки немеют все больше и больше.

– Прошу вас, поверьте мне! – сказал Палатазин. – Я знаю, что они здесь.

– Все это так… странно. Я хочу сказать, что люди привыкли смеяться над такими вещами. Простите меня, но в наши времена любого, кто объявит, что он верит в вампиров, посчитают сумасшедшим…

– Мир может измениться, святой отец. Но мы с вами оба знаем, что зло остается неизменным. Думаю, многие годы вампиры действовали в этой стране тайно, захватывая деревню здесь, городок там. И все очень тихо. Теперь же они хотят большего и набрали такую силу, что готовы заявить миру о себе, зная, что скоро станет уже слишком поздно сопротивляться им.

– Сопротивляться, – повторил священник, нахмурившись. – Как мы будем сопротивляться? Если вы правы – а я не готов признать, что вы правы, – то что мы можем сделать?

– Мы найдем короля вампиров, – ответил Палатазин. – И сделать это нужно быстро.

– Господи! – прошептала Гейл.

Палатазин помрачнел.

– Кажется, я знаю, где может скрываться их Мастер. Где-то там, на Голливудских холмах, стоит замок, принадлежавший актеру из фильмов ужасов по фамилии Кронстин. Он перевез это сооружение из Венгрии, и я думаю, что оно пришлось по вкусу королю вампиров.

– Орлон Кронстин? – сказала Гейл. – Помнится, я читала о его убийстве в начале семидесятых. Мой парень, Джек…

Она запнулась и побледнела.

– Парень, с которым я встречалась… был режиссером-документалистом. Он хотел сделать фильм о домах старых кинозвезд и, кажется, говорил что-то об этом замке. Он ведь должен стоять на вершине скалы, правильно? Кажется, Джек… мой друг рассказывал, что заезжал туда несколько лет назад. Зная его, можно предположить, что он провел там всю ночь…

Она через силу улыбнулась, глаза наполнились слезами. И это удивило Гейл, поскольку до сих пор она не признавалась себе в своих чувствах к нему. Улыбка начала сползать с ее лица. «Теперь уже поздно, малышка, – сказала она самой себе. – Никакие чувства не изменят того, в кого он превратился».

– Замок Кронстина, – снова заговорил Палатазин. – Вот куда я должен отправиться, хотя, видит бог, мне этого не хочется. Если бы был другой способ… но его нет. И теперь я хочу спросить у вас, святой отец. Вы пойдете со мной?

Сильвера внутренне напрягся. Лавина мыслей прокатилась в его голове, набирая скорость и силу: «Я не готов поверить в это, но – Мадре де Дьос – что, если это правда? Я должен рассказать обо всем своим прихожанам, я должен помочь им добраться до безопасного места. Как сделать так, чтобы они поняли? Ясеневые колы, гробы, вампиры, прячущиеся в замке? Конечно же, это какой-то дикий кошмар! Помоги ему. Ты должен сделать то, о чем он просит. Нет, сначала мой приход, и я на пороге смерти. Мне нужно время, так много времени. Что же мне делать? Я не хочу умирать. О Боже, я не хочу…»

– Я хотел бы пойти сегодня, – сказал Палатазин. – Пока еще светло. Если вы решите не ходить со мной, я попрошу вас еще об одном. Но в любом случае я пойму ваш выбор.

Ладони Сильверы покрылись холодным потом. «Что, если этот человек прав? – спросил он себя. – Я никогда ничего не боялся, никогда!»

«Нет, – услышал он голос из глубины сознания. – Нет, ты боишься умереть раньше времени. Ты боишься того мрачного, холодного места, куда Бог отправит тебя за то, что ты ничего не сделал ради Него в этом мире, только гонялся за наркодилерами и схватил кое-кого за руку, потому что от тебя этого ожидали. Ты не был призван к служению, тебя просто принесло в церковь, когда вся твоя жизнь пошла наперекосяк. Так что будет дальше?»

– Я… я вынужден сказать «нет», – ответил он, стараясь унять дрожь в руках. – Я должен думать о своих прихожанах. Я должен найти способ… защитить их. Мне очень жаль.

Палатазин молча посмотрел на него, а затем кивнул:

– Хорошо.

Он встал, открыл дверцу шкафа и достал оттуда картонную коробку с короткими деревянными кольями.

– Я купил их сегодня утром, – сказал Палатазин. – Ясеневые колья длиной в два фута. Здесь их две дюжины. А еще я купил хороший, крепкий молоток. Не знаю, смогу ли я им воспользоваться, но… Я хочу, чтобы вы замолвили за меня пару слов. Просто… что сможете. Вы сделаете это?

– Да, конечно. – Сильвера посмотрел на картонную коробку и сказал: – Я буду молиться за вас.

Палатазин кивнул, сложил ладони вместе и прикрыл глаза.