Сильвера бросил на него колючий взгляд:

– В этом мире много зла, мистер Палатазин. Торговцы героином, насильники, маньяки, убийцы… как вам прекрасно известно. Мне кажется, у нас обоих достаточно забот и без… выдумывания нового зла.

Он припомнил выведенные кровью граффити на стенах дома и странные, полупрозрачные веки пораженных неизвестной болезнью людей, и мороз внезапно пробежал по его коже. «Можешь ли ты объяснить все это – логически объяснить?» – спросил он самого себя.

Гейл сосредоточенно посмотрела на Палатазина, а затем оглянулась на священника:

– Святой отец, он… он прав.

– Что?

– Я видела их. Он прав. Они существуют, и они здесь, в Эл-Эй.

Она рассказала ему обо всем, что случилось в апарт-отеле «Сандал»: о существе, скорчившемся под кроватью, о темных силуэтах во дворе и о том, как сама чудом спаслась. Она уже заканчивала, когда голос ее треснул, словно тонкое стекло.

– Я испугалась, – добавила она. – Я испугалась… до смерти. Заперлась в своей квартире и не хотела выходить из нее. Думаю, вопрос теперь только в том, как скоро они разыщут меня…

Она подняла голову. Джо стояла за спиной своего мужа с чашкой кофе на подносе. Глаза Гейл округлились от страха.

– Они здесь, – сказала она священнику.

Сильвера сжал губы; казалось, священник постарел сразу на десять лет в считаные минуты. Он оглянулся на свою машину за окном. Ветер раскачивал деревья. Как просто было бы выйти из комнаты, сесть в машину и поехать назад, в Восточный Эл-Эй, притворяясь, будто не слышал ничего этого, не заходил в дом с живыми трупами, засунутыми в шкафы и под кровати. Притворяясь, будто этого зла не существует. Просто? Нет. Сильвера чувствовал, что балансирует на грани бесповоротного решения. Он медленно перевел взгляд на Палатазина.

– Садитесь, – сказал полицейский. – Прошу вас.

Сильвера взял у Джо кофе и выпил почти до дна одним глотком. Сожалея, что туда не добавили виски. Джо поставила еще один стул позади мужа и тоже присела, вслед за священником.

– Почему вы так уверены? – спросил Сильвера. – Откуда вы все это знаете?

– Потому что мой… отец был одним из них, – с трудом проговорил Палатазин. – Нет, не мой отец. Существо, которое раньше было моим отцом. Я родился в деревне Крайек в Северной Венгрии. Местные жители признают вампиров и боятся их. Они толком не понимают, откуда появляются вампиры и почему Бог допускает, чтобы такое зло разгуливало по лику земли. Но они знают, что нужно отмечать свои дома распятиями и чесноком. Они знают, что Сатана дарит нечестивую жизнь вампирам точно так же, как Бог дарит жизнь всем добрым созданиям в мире. Вампиры не могут насытиться. Они вечно жаждут, и не только человеческой крови, но также и владений. Богатства. Власти. Они желают править всей землей, и боюсь, если этот город падет, они сделают решающий шаг к тому, чтобы собрать армию, способную захватить весь мир. Речь идет не о трех-четырех, или полусотне, или даже тысяче вампиров, святой отец. Я говорю о миллионах. Если Лос-Анджелес покорится им, они увеличат свою армию до восьми с лишним миллионов. И ни одна страна на земле не сможет противостоять такой силе. Вы спрашиваете, почему я так уверен? Я имел возможность наблюдать за их работой. Мне знакомы их признаки, их следы. Я вижу их теперь повсюду, и очень скоро они начнут открытое наступление, переходя от дома к дому, с улицы на улицу, по всему Эл-Эй. Крайек пал, когда я был еще маленьким мальчиком. И я вижу, как здесь происходит то же самое, что творилось там, перед той ужасной ночью.

Он обернулся к Гейл:

– Эти волны вандализма на кладбищах, например. Вампирам нужны гробы, в которых можно спать, а еще им нужна родная земля. Они должны быть защищены от солнечного света, пока трансформация трупа в живого мертвеца не завершится…

– Одну минуту, – перебил его Сильвера. – Что значит «трансформация»?

– Существа, которых мы видели в том доме в баррио, не были ни трупами, ни вампирами, – объяснил Палатазин. – Их укусили, выпили всю кровь, а потом, насколько возможно, скрыли от солнечного света, хотя я и не думаю, что на этой переходной стадии солнце причиняет им такую же сильную боль, как в дальнейшем. Когда в них умирают последние остатки человеческого, они пробуждаются. Вероятно, одни раньше, другие позже. И пробуждаются они уже с жаждой. А после того, как в первый раз напьются крови… трансформация заканчивается.

Он снова посмотрел на Гейл, а потом на священника.

– Где-то в городе, где-то поблизости от их Мастера, должны скрываться сотни вампиров. Это место должно быть защищено как от света, так и от посторонних глаз. Я предполагаю, что это какое-то заброшенное здание… возможно, склад или завод. И кто-то должен запирать их на рассвете, а потом возвращаться, чтобы выпустить на закате…

– Человек?

– Да, я не знаю, какую роль играет здесь Таракан – Уолтер Бенефилд, но он может оказаться человеческой пешкой при короле вампиров.

– Король? – Сильвера прищурился. – Вы что-то говорили о Мастере. Это одно и то же?

Палатазин кивнул:

– Вампиры видят в своем Мастере – или короле, или создателе, или как вы пожелаете его называть – фигуру спасителя. Он внушает им почтение и преданность, и они делают все, что он прикажет.

– Ну хорошо. – Сильвера пожал плечами. – Допустим, я поверил всем этим рассказам о вампирах, гробах и короле. Но откуда у вас эта уверенность, что ими кто-то командует? Разве они не могут существовать без вождя?

– Это только мое предположение, – ответил Палатазин. – Но мне кажется, что вампирам необходима крепкая направляющая рука, разум, руководящий их коллективным телом. Если король будет уничтожен и никто другой не сможет занять его место, то начнется неразбериха, которая может привести к тому, что вампиры начнут сражаться друг с другом или совершать ошибки. Например, могут забрести далеко от своих тайных укрытий, и тогда солнце настигнет их на открытой местности. Не знаю. Но я хочу, чтобы вы задумались вот о чем: если вампиры насыщаются хотя бы один раз каждую ночь – выпивая у людей кровь и создавая тем самым подобных себе, наделяя их этой ужасной жаждой, – значит они удваиваются в числе каждые двадцать четыре часа. А кто-то из них может насыщаться и по три-четыре раза за одну ночь. Я этого, опять же, не знаю. Я говорю только о том, что читал или слышал в легендах своей родины. Но