силы и свирепости. Я довольно храбрая.

— Ты сводишь меня с ума, — повторяет он, потому что не знает, что еще сказать.

— И что ты собираешься делать? — самодовольно спрашиваю я. — Развестись со мной?

— Следи за своим гребаным языком!

— Я даже не ругалась! — Теперь я смеюсь.

— Нет, черт возьми, ты ругалась! На самом деле, это самое худшее слово. Я запрещаю тебе его произносить.

О, теперь мне безумно смешно.

— Ты мне запрещаешь?

Джесси властно скрещивает руки на груди, будто я чертов ребенок.

— Да, запрещаю.

— Развод, — шепчу я.

— Теперь ты ведешь себя по-детски, — говорит он, сам фыркая, совсем как ребенок.

— Чутка. — Я пожимаю плечами. — Накорми меня.

Он громко усмехается и качает головой.

— Мне бы стоило, бл*ть, морить тебя голодом и вознаграждать едой, когда ты делаешь то, что тебе, черт возьми, говорят. — Крепко обняв за плечи, меня разворачивают, а затем направляют в ресторан на побережье. — Я покормлю тебя здесь.

Счастливый испанец с прилизанными черными волосами и усиками, провожает нас к столику на двоих на открытой террасе.

— Выпьете чего-нибудь? — спрашивает он с сильным испанским акцентом.

— Воды, спасибо. — Джесси усаживает меня на стул и пододвигает к столу, а затем устраивается напротив и передать мне меню. — Тапас просто великолепны.

— Выбери сам. — Я протягиваю меню обратно через стол. — Уверена, ты сделаешь подходящий выбор.

Дерзко приподнимаю брови, и Джесси задумчиво берет меню у меня из рук, но без насмешки или укоризненного взгляда.

— Спасибо, — медленно произносит он.

— Не за что, — отвечаю, наливая нам воды в стаканы, когда официант ставит на стол кувшин воды со льдом. Здесь душно, и при виде капелек влаги, стекающих по стенке стеклянного кувшина, мне сильнее захотелось пить. Опрокидываю целый стакан одним махом и тут же наливаю еще.

— Мучает жажда?

Он с удивлением наблюдает, как я быстро расправляюсь со вторым стаканом.

— Осторожнее, — предупреждает он.

Хмуро смотрю на него через край стакана, но не могу перестать глотать ледяную жидкость.

— Ты можешь утопить детей.

Слегка закашливаюсь от смеха и ставлю стакан на стол, чтобы взять салфетку.

— Может, прекратишь уже?

— Что? Я просто проявляю отцовскую заботу. — Он выглядит обиженным, но я его знаю.

— Не думаешь, что я смогу присмотреть за нашими малышами?

— Конечно, можешь, — мягко отвечает он с абсолютно нулевой убежденностью. На самом деле он так не думает. Я в шоке, и мое лицо, вероятно, показывает это, даже если Джесси отказывается встретиться со мной взглядом, чтобы самому в этом удостовериться.

— Что, черт возьми, по твоему мнению, я им с ними сделаю?

Сожалею об этом вопросе в ту же секунду, как он слетает с моих губ, еще больше, когда Джесси вскидывает голову и бросает на меня скептический взгляд.

— Не надо, — предупреждаю я, мой голос срывается, и слезы сожаления сразу же жгут глаза. Изо всех сил стараюсь их прогнать, мысленно ругая себя за свои бессердечные мысли. Мне и без упреков Джесси достаточно дерьмово, чувство вины разжигается с новой силой.

Смотрю куда угодно, только не на Джесси, потому что выражение его лица в данный момент напомнит мне о темном месте, которое я хочу забыть. Я не виню его за то, что он сомневается в моих способностях, я и сама порой в них сомневаюсь, но у меня есть Джесси, как он мне постоянно напоминает.

В мгновение ока он садится рядом со мной и притягивает к себе, гладит по спине и зарывается губами в волосы.

— Прости. Не расстраивайся, пожалуйста.

— Я в порядке, — отмахиваюсь от его беспокойства.

Совершенно очевидно, что я не в порядке, но не могу потерять контроль над эмоциями посреди ресторана у всех на глазах. На меня уже пялится женщина за несколько столиков от нас. Я не в настроении для любопытных людей, поэтому бросаю на нее взгляд, прежде чем отстраниться от груди Джесси.

— Я сказала, что со мной все в порядке, — резко бросаю я, беря стакан, чтобы занять себя чем-то, кроме слез.

— Ава, — тихо говорит он, но я не могу на него смотреть. Не могу взглянуть в глаза любимого мужчины, когда знаю, что увижу в них презрение. Позволит ли он мне когда-нибудь забыть об этом?

— Посмотри на меня, — теперь его голос звучит жестче, тверже, но я не подчиняюсь, замечая, что эта чертова женщина все еще смотрит. Встречаюсь с ней взглядом, и это быстро побуждает ее вернуться к своему ужину. — Три.

Закатываю глаза, но не потому, что он начал обратный отсчет. Нет, а потому, что знаю, меня не будут трахать или уничтожать в стиле Джесси, когда счет достигнет ноля.

— Два.

Будто он размахивает морковкой, которую мне никогда не откусить. Глупо, понимаю, но потребность в Джесси и всем его таланте трахать меня, чтобы я подчинилась, укоренилась во мне, беременность, похоже, только усиливает это желание.

— Один.

Устало выдыхаю и начинаю возиться с вилкой, отказываясь подчиняться, что, вероятно, только укорачивает его запал.

— Ноль, детка.

Меня срывают со стула до того, как мозг отфильтрует последнее число обратного отсчета, и я оказываюсь на полу, со скованными над головой запястьями, а Джесси усаживается на меня сверху. Мои глаза широко распахнуты, а в ресторане стоит мертвая тишина. Можно услышать, как упадет булавка. Смотрю на Джесси, который не стыдится и совершенно равнодушен к нашему окружению. Он уложил меня на пол в ресторане. Во что, черт возьми, он играет? Я даже не смею отвести от него взгляд. Чувствую, как миллионы пар потрясенных глаз сверлят представшее перед ними зрелище, устроенное Джесси. Я в ужасе.

— Джесси, дай мне встать.

Я много чего от него ожидала, но такого? Дело уже даже не в стыде. Черт возьми, а что, если кто-нибудь попытается оттащить его от меня?

— Я предупреждал тебя, детка. — Его лицо светится весельем, в то время как я в полнейшем ужасе. — Где угодно и когда угодно.

— Да, хорошо. — Я извиваюсь. — Ты высказал свою точку зрения.

— Не думаю, — небрежно говорит он, устраиваясь поудобнее и наклоняясь надо мной. — Я люблю тебя.

Мне хочется провалиться сквозь землю. Лапать и целовать до полусмерти на оживленной улице — это одно. Прижимать меня к полу в переполненном ресторане — это безумие.

— Я знаю, дай мне встать.

— Нет.

О, Боже, я даже не слышу звяканья столовых приборов, что говорит мне о том, что все прекратили есть.

— Пожалуйста, — тихо прошу я.

— Скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя, — выдавливаю сквозь зубы.

— Скажи это серьезно, Ава. — Он не собирается сдаваться, пока я не выполню его глупый, неразумный приказ