Тимур очень разгневался, но сдержался и спросил:

— Хорошо, какой же ты ждешь от Тимура подарок за эти огурцы?

— Не знаю, если повезет, то выманю у него монет пятьдесят-сто.

— Нет, приятель, у тебя слишком большой аппетит. Не верится, что он тебе даст столько.

— Ну его к черту, пусть не даст! Я согласен и на тридцать-сорок.

— Нет, и это много.

— Ладно, пусть будет двадцать — двадцать пять. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

— А если он ничего не даст? — разозлился Тимур.

— Тогда я отрежу хвост у моего черного осла и положу его на могилу предков Тимура.

Тимур, не сказав ни слова, тронулся в путь, и Молла двинулся дальше.

Тимур кратчайшей дорогой вернулся в город. Вскоре пришел и Молла.

Тимур закрыл лицо и позвал Моллу. Сперва он взглянул на огурцы, а потом спросил:

— Ну ладно, что ты за них от меня хочешь?

— Что я могу просить у тебя, государь, дай тебе бог здоровья? Ничего. Дал бы мне монет пятьдесят-сто.

— Нет, это слишком много.

— Если это очень дорого, то пусть будет тридцать-сорок.

— Нет, — ответил Тимур, — и это тоже очень много.

Молла по голосу узнал, что Тимур — тот человек, которого он встретил по дороге, и понял, что беды ему не миновать. Однако, нисколько не смутившись, сказал:

— Ладно, я согласен на двадцать — двадцать пять!

Тимур откинул с лица покрывало и спросил:

— А если не дам ничего?

— Государь, я уже сказал, что я — Молла Насреддин, и от своих слов не отрекаюсь. Если не дашь двадцать — двадцать пять... мой черный осел стоит во дворе и хвост его при нем.

954. Небылица

В долгий зимний вечер Тимуру сделалось скучно, и он распорядился:

— Кто расскажет такую небылицу, что я не слыхал, тот получит тысячу дирхемов*. Но, предупреждаю, если эту ложь я уже слышал, пеняйте на себя — рассказчика прикажу поколотить палками.

Много охотников нашлось получить тысячу дирхемов, но ни один не смог придумать такой лжи, которой не слыхал бы Тимур, и всем вельможам невольники изрядно повыбивали пыль из халатов.

Тогда Тимур обратился к сидевшему поодаль Афанди:

— Что же ты молчишь, мудрец?

— Я понимаю, повелитель, что при твоем дворце никого уж не удивить самой нелепой небылицей, и потому у меня нет желания участвовать в таком состязании. Все равно получишь от тебя десять палок на ночь. Но поскольку состязание лжецов закончилось, позволь тебе напомнить про один должок.

— Я тебе ничего не должен, — сказал великий Тимур.

— Нет, вы запамятовали, ваше величество. В шкатулке моего покойного отца я нашел ваш высочайший рескрипт о том, что вы пожаловали ему в потомственное владение Самарканд, этот дворец и себя в придачу.

— Это наглейшая ложь из всех небылиц, которые касались моих ушей.

Афанди встал и поклонился:

— Ваше величество, позвольте получить с вас письменное распоряжение казначею двора выдать мне, вашему рабу, тысячу дирхемов.

955. Извинение хуже проступка

Однажды Тимур спросил Моллу:

— Молла, что это значит: извинение хуже проступка?

— Вечная жизнь и здравие повелителю! Это персидские слова, и смысл их таков: иной раз извиниться еще хуже, чем сделать ошибку.

Тимур не понял, и Молла стал ему объяснять:

— Предположим, какой-то человек совершил оплошность, а потом пошел просить прощения, но его извинение оказалось еще хуже проступка.

Тимур опять не понял.

Сколько Молла ни старался, но так и не смог растолковать Тимуру значение этих слов. Наконец, тот обозлился и сказал:

— Что ты за глупец! Всего три слова — и ты не можешь объяснить. Смотри, даю тебе срок, пока я сосчитаю до ста, ты должен объяснить мне. Если же ты не объяснишь, я прикажу отрубить тебе голову.

Молла, не сказав ни слова, приблизился к Тимуру и больно ущипнул его в бок. Тимур громко вскрикнул и повернулся к Молле:

— Ты что, с ума сошел? Что ты делаешь?

Молла поклонился ему и сказал:

— Прошу извинения, о повелитель. Мне померещилось, что я у себя дома и ты — моя жена.

— Что ты мелешь? — закричал Тимур.

— Не гневайся, государь! — ответил Молла. — Вот когда извинение хуже проступка[598].

956. Как испугать завоевателя

Рассказывают, что Тамерлан хотел пройти со своим войском через город, в котором жил ходжа Насреддин. Жители бросились к мудрецу, умоляя спасти родину от смертельной опасности. Он тут же нацепил на голову тюрбан размером с колесо, уселся на осла и поехал навстречу Тамерлану.

— Ходжа, что это у тебя за тюрбан? — удивился завоеватель.

— Это мой ночной колпак, — ответил ходжа, — я прошу прощения за свой вид, но мой дневной колпак везут за мной на телеге.

Тамерлан, озадаченный странными обычаями местных жителей, повел свое войско другим путем.

957. Тимур и Мулла Насреддин

Тимур был злой и жестокий человек. Когда он приходил с войском в какой-нибудь город, то жителей убивал, город разрушал и строил себе дворец из человечьих черепов. Когда он подошел к городу Акшехиру[599], где жил Мулла Насреддин, собрались горожане и сказали Мулле:

— Придумай какой-нибудь способ спасти нас всех от этого нечестивца Тимура, а не то мы сожжем тебя, твою родню и твой дом.

А Мулла ответил:

— Я же не господь бог, чтоб спасти вас всех от Тимура. Что я могу сделать?

Он велел дать ему шубу, надел ее на себя, повязал на голову большой тюрбан и пошел навстречу войскам Тимура.

Когда подошел передовой отряд, солдаты увидели человека с большой головой и длинной трубкой, который сидел на камне у дороги, а перед ним стояла ослица. Человек знаками показывал солдатам, что им следует вернуться. Подъехал сам Тимур и спросил, почему войско остановилось. Ему ответили:

— Вот, сидит какой-то человек и не пускает нас.

Тимур подошел к сидевшему Мулле и спросил его:

— Кто ты?

Мулла ответил:

— Я господь бог.

Тогда Тимур приказал одному из своих слуг, слепому на один глаз:

— Подойди к нему. Если он вылечит твой глаз, то мы поверим, что он господь бог. В противном случае он лжет.

Мулла рассмеялся и сказал:

— Нас два брата. Мой старший брат — на небе, а я, младший брат, — на земле. Все дырки, что выше пупа, в его ведении, а в моем ведении — лишь дырки ниже пупа.

Тут Тимур рассмеялся, понял, что это Мулла, отпустил его и двинулся со своим войском дальше[600].

958. Случай в зиндане

Однажды Насреддин Афанди сопровождал падишаха во время посещения им зиндана. Все заключенные жаловались на то, что их бросили в подземелье