Шрифт:
Закладка:
Хеттору разглядывал вестника и думал, что Хастияр не очень похож на других хеттов. Те отпускали длинные гривы, зачёсывали волосы назад, брили усы и бороды. Хастияр не брил. Хеттору не раз и не два задумывался, почему так. Посланник, одетый, как троянец, сейчас действительно от троянцев не отличался.
Вот, верно, и разгадка — посланнику следует стремиться расположить к себе тех людей, в чьи края он приехал. Люди охотнее общаются с себе подобными, нежели странными чужаками. Хеттору подумал, что, не иначе, как по той же причине не бреет бороды и Хаттусили, ибо имеет дело с дикими косматыми горцами.
Хастияр слушал восхваления, которые Анцили пел морю и едва заметно кивал.
Да, море. Оно — источник благополучия, оно кормит тех, у кого хватает сил и упорства пользоваться его дарами.
«Тот, кто бороздит море, вступает в союз со счастьем, он жнёт не сея, ибо море есть поле надежды».
Здешний край мог многое дать человеку, надо было лишь прикладывать усилия, трудиться день за днём.
Сейчас, ближе к полудню, море было спокойным, словно вода в маленьком лесном озере. Ветер почти затих, и солнечные лучи искрились, отражаясь в воде, в тысячах тысяч мягких зеркал. Потому Левковасса, ближайший к Трое остров, который также был вотчиной приама, отлично просматривался с берега.
И на родном языке Хастияра, и на местном лувийском название острова означало одно и то же — «Белые одежды». Его так прозвали благодаря белым скалам. Аххиява в этом имени, Левковасса, слышали несколько иное — Левкофрис, «Белобровый». А в последние годы некоторые из них называли остров в честь его правителя, угула Тенна, сына Кукунниса, младшего брата Алаксанду[142].
Зрелище здешних берегов стало уже настолько привычным посланнику, потому он первым заметил нечто новое. Какую-то дымку над островом. Там, на острове, стоял... нет, всё же не город — пока-что большое селение, выстроенное вокруг сторожевой крепостицы Тенна.
Сейчас, в хорошую погоду и крепость и селение можно было разглядеть с берегов Вилусы.
Прошло совсем немного времени и горизонт затуманился. Хастияр слегка прищурился, чтобы солнце не слепило глаза. Верно, ему не показалось. Над островом поднимался дым. А к берегу стремительно приближалась рыбачья лодка. Она немного кренилась на один бок, будто гребли в ней не слаженно, рывками.
Хастияр подошёл поближе, к самой воде. Все яснее видно, что над селением поднимается столб чёрного дыма. Вскоре, всего через несколько мгновений, на берегу услыхали, что в лодке кричат, зовут на помощь.
Лодка достигла берега. Хеттору зашёл по пояс в воду и помог подтащить её к песчаному пляжу. Из лодки выпрыгнул молодой мужчина, по виду здешний житель. Вместе с Хеттору они помогли выбраться на берег женщине с двумя маленькими девочками.
Рыбак с острова и его жена принесли в Вилусу новости, от которых разом кровь в жилах замерла. На посёлок на острове напали люди Аххиявы. Похоже, что вырваться с острова смогла лишь семья рыбака.
Молодая женщина держала на руках девочку, примерно лет двух. Её другая дочь, на вид не больше пяти лет, пряталась за юбку матери. Она рыдала в голос, просто заходилась криком. Ребёнок, конечно же, не понимал, с чем связано их внезапное бегство из родного дома. Оттого и не могла остановиться, плакала навзрыд.
Мать отдала младшую девочку мужу, а сама достала из мешочка на поясе игрушку из глины — расписного козлёнка и протянула его дочери. Она обняла ребёнка, гладила её по голове, что-то ласковое шептала на ухо, пока девочка не успокоилась и перестала плакать.
Хастияр заглянул в лодку, подумал, что надо забрать их вещи, да и ехать поскорее отсюда. Но в лодке было пусто, ни вещей, ни еды они с собой не взяли. Тем более, в доме здешнего рыбака вряд ли было серебро или иные сокровища. Единственной ценностью друг для друга были они сами.
— А было прежде, что аххиява нападали на остров Тенна? — спросил Хастияр у Хеттору после того, как тот поспешил отправить одного из своих людей в Трою с недоброй вестью.
— Когда-то давно, — ответил тот, — но как отец с Тенном возвели там стены, нападений больше не было. В другие места лезут, а туда нет. Кишка лопнет против крепости...
Он осёкся. Вот, похоже не лопнула.
— А сколько аххиява собирали кораблей обычно? — снова спросил хетт.
— При Кукуннисе как-то собрали две дюжины. Так наши, я слышал, о том много лет потом байки травили, какая, мол, большая битва была. И не повторялось с тех пор. И наподдали им тогда, да и сговориться в таких силах они не могли.
— До Ясона, Автолика и братии, — кивнул Хастияр, — а тогда как смогли?
— Да я как-то мало о том слышал, — пожал плечами Хеттору, — вроде это Амфион всякий сброд сговорил.
— Как Автолик для Эврисфея.
Интересно. Стало быть, убийство царской семьи в Фивах — не на пустом месте беспричинное злодейство? Что-то такое Хастияр подозревал. Впрочем, сейчас это неважно.
— Ты понимаешь, что происходит? — спросил он у троянца.
Хеттору понимал.
— Это не набег, — сказал он, помрачнев.
— Да, это не пираты.
— Но зачем? Царь Эварисавейя об обидах не писал, не угрожал. И до нас ли ему сейчас? У него там, я слышал, в юго-западных землях неспокойно. И за перешейком тоже.
Он перехватил несколько удивлённый взгляд Хастияра и объяснил:
— Отец следит за Аххиявой.
— У моего отца глаз и ушей всё же поболее, чем у Алаксанду, — возразил Хастияр, — и то не всё знаем, что там у кого на уме.
Он по привычке всё ещё рассуждал так, будто отец по-прежнему Первый Страж. Помолчал немного и добавил:
— В Доме Маат.
Помолчал ещё и добавил:
— Да, по правде сказать, ничего не знаем.
У Хеттору вытянулось лицо.
— Думаешь, это мицрим их науськали? Опять?
— Не опять, а снова, — грустно ответил Хастияр присказкой своего отца и коснулся пальцем золотых мух, с которыми Хеттору так и не расставался, — ты с ними не расплатился. А про Эврисфея ты верно сказал. Ему это не нужно. Но, как видно, сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
Троянец сжал зубы, а Хастияр подумал, только ли в мести тут дело? Месть конкретному человеку для лица, облеченного такой властью, какую имеет Верховный Хранитель, не так уж и сложна. Как они там говорят? «Яд и