тот позволил ногам купца вновь ступить на его прочный и надёжный престол, сойдя с шаткой палубы, и, пока слуги стаскивали на причал ящики с чистыми свитками, озаботился вопросами съёма лавки.

— Желаешь прогуляться до торговых рядов, уважаемый? — спросил Или-Рабих, — составить тебе компанию?

— Право не стоит, почтеннейший, — поблагодарил Майя, но отправился совсем не в ту сторону, куда следовало.

Пришлось сердобольному Или-Рабиху послать с ним сына провожатым. Тот и рад стараться, трещал всю дорогу без умолку.

— Посмотри налево, достойнейший, посмотри направо. Вот здесь лучшие в Гебале лепёшки печёт почтенный Ятон-Мелик, а в этом бассейне видишь, какие рыбы жирные плавают? Только их ловить нельзя, они Баалат-Гебал посвящены, рассердится богиня.

Тут повсюду звучала речь ремту и немудрено — издревле Гебал для них словно ещё один сепат,[136] а вовсе не иноземное государство. Тут жителей Страны Реки больше, чем во всех прочих городах Берега Пурпура вместе взятых.

Майя тут бы и без провожатого не пропал, но всё же он утверждал, что прежде здесь не бывал, а потому Табнит радушно ему всё показывал.

Как приклеился подросток к купцу, а потому был немало удивлён, когда Майя потерялся. Вот только тут был, а уже и нету. Пометался Табнит в толпе, потолкался, но так пропавшего и не нашёл.

Майя, тем временем, шёл скорым шагом по улицам и причём так уверенно, как может лишь тот, кто в Гебале не впервые. Прошёл несколько перекрёстков и постучал в неприметную дверь. Ему открыли.

— Живи вечно, достойнейший, — приветствовал открывшего купец, — не дом ли это почтенного Зимриды?

— Перед тобой Зимрида, — ответил открывший несколько недовольным тоном.

— Дело у меня к тебе, — сказал Майя безо всяких брожений вокруг, да около, — сведи меня с Ибирану-угаритянином.

— Не знаю, о ком ты, — нахмурился хозяин.

— Сведи меня с Ибирану, Зимрида, — настойчиво повторил купец.

В руках у него появилось белое пёрышко. Зимрида посмотрел на него и молча посторонился, пропуская купца в дом.

* * *

Солнце лениво, словно капля мёда с ложки, оторвалось от края свинцовой плиты, висевшей над неспокойным морем, и размазало по небосводу шафран, перемешанный с сажей. Туча была не так уж велика и не касалась горизонта, но половину западного небосклона скрывал пепельный плащ Громовержца. Время от времени в нём вспыхивали изломанные белые нити.

Амфитея смотрела на них завороженно, будто они складывались в письмена, повествующие о грядущем, о воле богов. Она не пыталась укрыться от солёных брызг и не обращала внимания на волны, что к вечеру изрядно разыгрались. Столько дней пути уже минуло и вот только первый признак ухудшения погоды.

Моряки не проявляли ни малейшего беспокойства. Разве это шторм? Не бойся, госпожа, корабль сей, благоволением Кусора[137] выстроен крепко. Те два молота, коими Благой Господин победил честолюбивого Йама, тоже ведь Кусор ковал.

— Не переживай, госпожа, Йам нынче ленив и благодушен, — сказал Или-Рабих, который стоял у рулевых вёсел, — в буйство он через два месяца впадёт.

— И что тогда будет? — спросила она, просто, чтобы беседой тревожные мысли разогнать. Наследница морских царей, она прекрасно знала, что будет осенью в Великой Зелени. Особенно в северной её части.

— Ну, те, кто без ума — потонут.

Разогнала тревожные мысли, да.

Слушавший разговор загорелый дочерна моряк, совсем молодой парень, которого, как уже знала Амфитея, звали Мелек, улыбался, скручивая канат.

— Зачем госпожу пугаешь, Рабих? — сказал он, — вовсе не каждый потонет.

— Ну да, дураков мало осенью Йама дразнить, — согласился Или-Рабих, — ты, да ещё трое головой скорбных.

— Дураки нынче все жениться побежали, — обиженно заявил Мелек.

Критянка улыбнулась. Осень, да. Свадьбы.

— А ты, стало быть, умный и не побежал?

— Не, упаси боги от этой напасти.

— Да кто же тебя убережёт, дурень? — спросил Или-Рабих, — когда ты богов за бороды дёргаешь.

Табнит шепнул Амфитее:

— Отец Мелека сговорил за него девицу из богатой семьи. Только девица та на личико, как смерть страшна. Вот Мелек и бегает в море. А когда Йам свирепеет, так Мелек от нас отваливается и с другими ходит. Которые безголовые. Жадные.

— Нищие они, — бросил Или-Рабих, — терять нечего, вот и рискуют. Рыб кормят, каждый год, конечно. Но не переводятся.

Подошёл Автолик и спросил:

— Мы к Угариту засветло не поспеем?

— Нет. Скоро пристанем к берегу. Утром доковыляем. Так-то и ночью можно было пойти. Я вдоль этого берега и с закрытыми глазами пройду, да ветер плохой и люди устали.

Ветер, как вышли из Гебала, сменился с юго-западного сначала на западный, а затем на северо-западный, почти противный. Ненадолго боги отмерили везение Амфитеи.

Команда ладьи Или-Рабиха состояла из двенадцати человек. Восемь из них ворочали вёслами, которые к концу дневного перехода стали неподъёмными. Ветер крепчал, но Или-Рабих не спешил приставать к берегу.

— Место удобное скоро будет, — объяснил он Автолику.

Тот подошёл к Амфитее, обнял за плечи.

— Совсем ты вымокла. Села бы лучше у мачты.

— У костра отогреюсь, — улыбнулась она.

Он покачал головой. Бледный вид Амфитеи ему совсем не нравился. В прошлое путешествие такого не было.

Наконец, ладья повернула к берегу. Автолик удивился. С виду — сплошные скалы. Не сразу его взору открылась маленькая укромная бухточка.

Когда кедровый киль коснулся гальки, люди Рабиха с натугой сбросили на берег пару тяжёлых каменных якорей. Спрыгнули сами и занесли их подальше.

Команда слишком мала, чтобы вытащить судно на берег полностью. Даже на четверть длины киля не затащили. Но якоря удержат.

Скоро поодаль от прибоя, среди кривотелых можжевельников и невысоких пушистых сосен уже горел костёр, весело трещали смолистые дрова.

Место хорошее. Ручей неподалёку журчит, скалы и сосны от ветра закрывают. Кострищ здесь много, часто пристают корабли. Да, хорошее место. И не дикое — Автолик увидел идущую вдоль берега тропу, и не звериную, а людьми протоптанную. Ходят здесь.

— Дождя не будет, — сказал Или-Рабих, — тучу на юг унесло.

Сгущались сумерки. Амфитея съела полбяную кашу, выпила тёплого вина. Порозовела, повеселела, пригрелась, свернувшись калачиком на ногах сидящего у костра мужа. Тот, обнимая её, слегка покачивался, ну точно ребёнка укачивал.

Молчал. Она тоже молчала. Моряки укладывались спать. Одни растянули небольшие кожаные палатки, другие устроились под открытым небом. Дождя, как верно сказал купец, не будет.

Солнце