Шрифт:
Закладка:
– Ты, должно быть, устал, – сказала она заботливым тоном. – Тебе тоже следует прилечь.
Его губы дрогнули.
– Ты сказала мне оставаться здесь.
– Эта кровать достаточно большая для нас обоих.
Она похлопала по краю своей кровати, понимая, что испытывает судьбу, но не в силах остановиться.
– Ты можешь лечь прямо здесь.
– И рисковать причинить тебе боль?
Он покачал головой.
– Лучше подождать, пока твои раны заживут и эти повязки снимут.
Он осознал, что сказал, и покраснел.
– Это обещание? – промурлыкала она, и ее кожа загорелась при мысли о нем в ее постели. – Я спрошу еще раз – и ты согласишься?
– Это зависит от того, о чем ты просишь, – возразил он. – Мне пора уходить. Здесь недавно была Рева, а ее шпионы под тем или иным предлогом входили уже несколько раз. Масло в лампе за это время поменяли уже дважды. Я уж думал, они хотят сжечь эту комнату дотла.
Катьяни рассмеялась, но сразу поморщилась, когда это движение вызвало новую волну боли в ее груди.
– Моя сестра внезапно стала чрезмерно меня опекать.
– Ты все, что у нее осталось, – мрачно сказал он. – Если она хочет стать королевой, ей нужен кто-то, кому она может доверять рядом.
– Она попросила меня быть ее регентом, – сказала Катьяни.
На его лице появилось непроницаемое выражение.
– Я ожидал этого. Мудрый шаг с ее стороны. Ты согласилась?
Катьяни задумалась:
– Думаю, я соглашусь. Она вела уединенную жизнь, в то время как успела погрузиться во всевозможные дворцовые интриги. Я знаю большинство послов и придворных. Потребуется много времени, чтобы отсеять тех, кто не готов хранить верность. Она не сможет сделать это в одиночку. Кроме того, это интереснее, чем быть телохранителем. Никогда не знаешь, когда кто-то попытается вонзить тебе нож в спину.
Он раздраженно покачал головой:
– Думаю, тебе хватило ударов ножом на всю оставшуюся жизнь.
В знак согласия в ее груди снова вспыхнула боль.
– О, так и есть. Теперь удары наносить буду я. Паутина Бхайрава была глубокой и широкой, она простирается как минимум до Калинджара. Я с удовольствием разрежу ее и буду наблюдать, как маленькие паучки спасаются бегством.
Его лицо приняло спокойное выражение.
– Это твой долг. А у меня есть свой. Теперь, когда тебе лучше, я должен вернуться в гурукулу.
Мысль о том, что он уйдет, вновь вернула к ее постели хищные, готовые наброситься тени. Катьяни откинулась назад и глубоко вздохнула.
– Мне очень больно. Я чувствую себя довольно слабой. Это все из-за твоего супа. Он полностью подорвал мои силы.
Он улыбнулся:
– Я останусь, пока ты не поправишься. И я позабочусь о том, чтобы ты ела этот суп каждый день. Тебе понадобятся все твои силы, чтобы выгнать тех пауков. И если ты обнаружишь, что поджечь Нандовану Бхайраву помог сообщник, мне было бы интересно об этом узнать.
Катьяни поджала губы:
– Я вообще не думаю, что это Бхайрав поджег Нандовану.
Он наморщил лоб:
– Что? Это была его стрела.
– Но он сказал, что не делал этого, и я ему верю. Скажи мне, зачем ему было объявлять войну Ачарье?
Он задумался:
– Кто-то сделал это, чтобы подставить его.
– Вот именно. Я думаю, это был Таной – единственный человек, с которым Бхайрав мог поделиться мантрами Ачарьи.
– Почему давний сообщник Бхайрава ополчился против него? – спросил он.
– Баланс, – сказала она, собираясь с мыслями. Это был последний кусочек головоломки. – Это то, что он ответил, когда я спросила его, почему он спас меня, отправив то письмо. Он намекнул, что сделал кое-что еще, и сказал, что я разберусь с этим. Он был связан с Бхайравом, связан клятвой, которую дал ребенку, родителей которого убил. Но он понимал, где добро, а где зло, и он ненавидел то, кем он стал и кем стал Бхайрав.
Дакш медленно выдохнул:
– Значит, он поджег лес, чтобы вынудить моего отца вмешаться?
Она кивнула:
– Он не знал, что Ачарья погиб.
– Похоже, ты разгадала последнюю тайну.
Дакш одобрительно ей кивнул:
– Теперь ты можешь быть спокойна.
– Есть еще кое-что.
Она колебалась. Она раздумывала, стоит ли кому-нибудь рассказывать о том, как она несколько раз чувствовала присутствие Айана после его смерти. В конце концов, это могло быть лишь плодом ее воображения. Но часть ее в это не верила, и в конце концов она рассказала Дакшу о каждом из четырех случаев, когда Айан ей помогал. Рассказ причинял боль, заставляя ее заново переживать самые трудные моменты жизни. Слезы катились по ее щекам, а в горле першило.
Дакш взял ее за руку, и прикосновение успокоило Катьяни. Пока она говорила, он придвинулся ближе, его лицо было внимательным и серьезным.
– И что ты хочешь с этим делать? – спросил он, когда она закончила.
– Я не знаю.
Она вытерла глаза краем простыни.
– Он уже прошел последние обряды.
– Но ты на них не присутствовала, – сказал он. – У тебя не было возможности попрощаться. Может быть, тебе нужно это сделать.
Она шмыгнула носом:
– Каким образом?
– Найди предмет, который что-то значил для вас обоих. Когда ты поправишься, я провожу тебя до реки Кен, и мы вместе попрощаемся.
Как и всегда, его слова ее утешили. Когда он ушел, Катьяни погрузилась в уныние. Его присутствие не уменьшало ее горя, но придавало ей сил. Она могла отбросить горе в сторону, она могла улыбаться и смеяться даже сквозь свою боль.
Но теперь, когда он ушел, боль вернулась с полной силой. Ужасный суп, который он заставил ее выпить, угрожал вырваться наружу, и ей пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы сдержаться. Ее мысли продолжали вращаться вокруг него. Она была ему небезразлична, теперь она это точно знала, но что он чувствовал на самом деле? Она обещала Ачарье, что позаботится о нем. Но как? Пока что именно Дакш заботился о ней.
Остаток ночи был долгим и трудным, как и последующие дни. Ей становилось легче, только когда ее навещали Рева и Дакш. Принцесса приносила новости о жизни дворца и просила у нее советы, которые Катьяни охотно давала. Будь Айан жив, она делала бы для него то же самое. Катьяни была бы его самым доверенным советником, а он – ее королем. Она снова заплакала от своей потери, от потери Чанделы. На что только не были готовы злые люди, чтобы удовлетворить свою жадность. Они забыли, что покинут мир с пустыми руками точно так же, как в него вошли. Что ж, по крайней мере, она не позволит Реве забыть об
