Шрифт:
Закладка:
И был плачь и вопль во всех городах и селах. Татары же повернули назад от реки Днепра, и мы не знаем, откуда они пришли и куда исчезли»[1192].
Монголы пируют после битвы на реке Калка, сидя на пленных русских князьях. Лицевой летописный свод, XVI век.
Как явствует из «Тверской летописи», древнерусские летописцы объясняли ужасное поражение, которое потерпели русичи от «неизвестных, безбожных моавитян» как наказание Божье. Современные же исследователи, «объективно и беспристрастно относящиеся к событиям 1223 года, интерпретируют поражение русско-половецкой (кипчакской) армии четырьмя основными причинами.
Прежде всего, монгольская армия на целую голову, а то и на две, превосходила союзников по боевой выучке и тактике. Русский ратник, в общем, был неплохим воином, когда дело доходило до единоборства. Однако этот фактор не мог оказать существенного влияния на исход целого сражения.
Во-вторых, действия половцев и русских были не то чтобы несогласованными — они были хаотичными. В довершение бед ни те, ни другие не имели полководца, достойного возглавить союзную армию.
В-третьих, русские совершенно недооценили боеспособность и мощь монгольской кавалерии и, наконец, неправильно выбрали место битвы (в чем, скорее всего, заслуга стратега Субэдэй-батора), которое, как по заказу, идеально подходило для неудержимой мобильной конницы кочевников.
Непревзойденный полководческий талант монгольских военачальников и самоотверженность рядовых воинов стали в конечном итоге слагаемыми великой победы: превосходящие силы союзной армии прекратили свое существование.
С тех пор как стали воевать умением, такой, казалось, незыблемый прежде фактор, как численное превосходство, отошел на задний план и перестал играть главную роль в войнах народов. И это умение (хитрость, мудрость, стратегия и т. п.) стало целой наукой выживания для малочисленных, но окруженных врагами воинственных народов»[1193].
Следует отметить, что боевые действия отрядов Зэва и Субэдэя по достоинству оценили еще в XIII веке. Так, Ата-Мелик Джувейни в своей «Истории завоевателя мира», заканчивая рассказ о рейде отрядов Зэва и Субэдэя, проницательно заявил:
«Из этого рассказа видно, насколько велики были могущество и военная доблесть (монгольской армии. — А. М.)… ибо, когда от войска отделяется один отряд и разбивает столько царств, и царей, и султанов, будучи со всех сторон окруженным таким врагом и противником, которому никто не может сопротивляться или противостоять, это означает не что иное, как конец одной империи и начало другой[1194]»[1195].
* * *
Если древнерусским летописцам было неизвестно, «куда исчезли монголы» после битвы на Калке, то арабский историк Ибн ал-Асир точно указал направление движения отрядов Зэва и Субэдэя и кратко описал случившееся с ними в пути: «Сделав с русскими то, что мы рассказали, и опустошив земли их, татары вернулись оттуда и направились в Булгар[1196] в конце 620 года (1223 г. — А. М.).
Когда жители Булгара услышали о приближении их к ним, они в нескольких местах устроили им засады, выступили против них (татар), встретились с ними и, заманив их до тех пор, пока они зашли за место засад, напали на них с тыла, так что они (татары) остались в середине: поял их меч со всех сторон, перебито их множество и уцелели из них только немногие. Говорят, что их было до 4000 человек.
Отправились они (оттуда) в Саксин, возвращаясь к своему царю Чингисхану…»[1197]
Монгольский военный историк Х. Шагдар констатирует, что сведения летописцев и ученых-исследователей по поводу исхода сражения войска Зэва и Субэдэя с булгарами сильно разнятся: «Процитированный выше Ибн ал-Асир (со слов неизвестного источника. — А. М.) свидетельствует о поражении монголов… Китайский историк Ли Цзэ Фэнь, а вслед за ним и Сайшаал, (а также российские — военный историк М. И. Иванин, историк-евразист Э. Хара-Даван, монгольские ученые — С. Цэрэнбалтав и Ц. Минжин, Ж. Бор, европейские исследователи — Гарольд Лэмб, Рене Груссе. — А. М.), очевидно усомнившись в объективности летописца, утверждают обратное[1198].
Со своей стороны, возьмусь предположить, что, поскольку Зэв и Субэдэй условились с Чингисханом о времени и месте их прибытия и воссоединения с основными силами, они не имели возможности вступать в продолжительные сражения. И, если бы Зучи не занемог и выполнил приказ Чингисхана повоевать все народы, жившие севернее Каспия и Черного моря, булгары и башкиры оказались бы «между молотом и наковальней».
Так или иначе, перед Зэвом и Субэдэем не стояла цель покорить булгар; скорее всего, следуя северным берегом Каспийского моря, они должны были определить и «расчистить» путь, по которому в дальнейших походах пролег маршрут уртонного (почтового) сообщения монголов. А потому по пути своего следования они всего лишь вторгались в южные районы проживания этих народов, не вступая с ними в серьезные бои…»[1199]
А в 1223–1224 гг., как свидетельствует Ата-Мелик Джувейни, «армия Зучи располагалась в Кипчакской степи… они (Зэв и Субэдэй. — А. М.) соединились с нею и оттуда отправились к Чингисхану»[1200], с основными силами которого в октябре-ноябре 1224 года встретились в верховьях Иртыша…
* * *
А теперь мы расскажем, что предшествовало этой встрече, как Чингисхан провел три года, которые прошли после разгрома армии Джалал ад-Дина на Инде в ноябре 1221 года.
Тогда Чингисхан сразу же занялся «зачисткой» завоеванной территории: «Чингисхан… послал Угэдэя назад в Газни, население которого добровольно сдалось монголам.
Угэдэй приказал вывести их всех на равнину, где те, что были ремесленники, были отведены в сторону, а остальные из их числа были преданы смерти, а город также был разрушен…
Эту зиму (1222–1223 гг. — А. М.) он (Чингисхан. — А. М.) провел в окрестностях Буя-Катура, который есть город Аштакар (в верховьях реки Инд. — А. М.). Правитель этого города, Салар Ахмад, перепоясал свои чресла поясом покорности и сделал все возможное, чтобы обеспечить армию провиантом. По причине нездорового климата большинство (монгольских) солдат заболели, и мощь войска уменьшилась…»[1201]
Пока монгольские воины выздоравливали, Чингисхан занимался «…установлением порядка в городах Западного края (державы хорезмшаха. — А. М.)…»
В этой связи американский ученый Джек Уэзерфорд писал: «Чингисхан уделял много внимания привлечению или захвату ученых всех сортов, чтобы обратить их знания на благо империи… Куда бы он ни пришел, к нему приводили всех местных ученых, чтобы он говорил с ними и узнавал, какими искусствами они владеют и где в империи им можно найти лучшее применение»[1202].
Очевидно, именно в эти
