Шрифт:
Закладка:
Из всех троих не терпелось одному ребе. Чем быстрее они будут в самолете, тем быстрее попадут на место. Он уже не мог ждать, постоянно смотрел на часы, вставал и расхаживал по залу ожидания, чтобы убить время. Подходя к окну, он с тревогой вглядывался в метель, боясь, что это задержит взлет, но вспоминал, что в Логане их это не задержало, и успокаивался.
Наконец из динамика прозвучало объявление о начале посадки — как всегда, сначала на иврите, затем на английском. Смоллы собрали свои вещи, Джонатана взяли за руку и поспешили в очередь. У пассажиров проверили ручную кладь, затем мужчин и женщин разделили.
Каждый входил в занавешенный отсек, где подвергался электронной проверке на металл, а затем следовал личный досмотр. Ребе видел эту процедуру в боевиках по телевизору, но никогда не проходил ее сам. Джонатан захныкал: досмотр показался ему похожим на визит к врачу, после чего обычно следовала какая-нибудь гадость вроде укола, но отец его успокоил.
— Ну, Джонатан, все в порядке, в полном порядке.
Когда к ним вернулась Мириам, он заметил:
— Нас проверяли так тщательно, даже интимные места. А тебя?
Она кивнула.
— Точно так же. Хорошо, что принимают такие меры безопасности.
Хотя у всех в самолете были свои места, не обошлось без толкучки и споров.
— Почему они это делают? — простонала Мириам, глядя на толпу в проходе салона. — Неужели непонятно, что мы не взлетим, пока все не сядут?
Ребе взглянул на попутчиков.
— Думаю, для некоторых это первый полет. А может, они не верят, что всем хватит места. Все мы скептики.
Они успели проголодаться, но, к счастью, стюарды и стюардессы принялись сервировать столики сразу после взлета. Некоторых пассажиров они обходили стороной. Человек, сидящий через проход от ребе, указал на это одному из стюардов.
— Смотрите, этому мужчине не дали поднос.
— Знаю, знаю, — ответил стюард. — Вы его адвокат? — Он поспешил дальше.
Человек перегнулся через проход и обратился к ребе:
— Наглый тип. Эти молодые израильтяне все наглые — никакого уважения.
Вскоре выяснилось, почему некоторым не дали поесть. Закончив разносить подносы, стюарды стали раздавать картонные коробки с надписью «Только кошерное».
— Ага, почему же он не мог объяснить? — возмутился пассажир. — А разве наш обед не кошерный? Мне говорили, что у «Эл-Ал» вся еда строго кошерная.
— Почему бы вам не спросить стюарда? — предложил ребе.
— И нарваться на очередную грубость?
— Ладно, я спрошу. Мне самому интересно.
Дождавшись появления стюарда, он потянул его за рукав и спросил:
— Разве наш обед не кошерный? И почему у других еда более кошерная?
Стюард пожал плечами и улыбнулся.
— Шесть лет я здесь работаю и до сих пор не знаю.
Ребе улыбнулся в ответ и кивнул, но сосед через проход удрученно покачал головой.
— Фанатики, вот кто они. Целая страна фанатиков.
Вскоре после ужина погасили свет и пассажиры устроились на ночь. Мириам и Джонатан заснули, но ребе удавалось только временами подремать. Тем не менее с восходом солнца он не чувствовал ни усталости, ни сонливости. Мириам, да и большая часть пассажиров уже проснулись; два-три человека в проходе лицом к окнам уже читали утренние молитвы, накинув таллис[10].
— Дэвид, ты проснулся? — спросила Мириам. — Стюард сказал, скоро подадут завтрак.
Он кивнул, но не ответил, и по шевелящимся губам она поняла, что муж молится. Закончив, он сказал:
— Я молился сидя, но, по крайней мере, лицом в нужную сторону. А они, — кивок в сторону людей в проходе, — смотрят не туда, куда надо.
— Что это значит?
— Самолет летит на восток, и я смотрю туда же. А они — на север и юг.
Сосед скова похлопал его по руке и кивнул на проход.
— Что я говорил? Фанатики.
После завтрака пассажиры принялись готовиться к посадке, хотя оставалось еще несколько часов лета. Они рылись в сумках в поисках паспортов и адресов; те, кто вставал с кресел и подсаживался к знакомым, вернулись на места; те, кто завел знакомства в самолете, записывали новые адреса. То и дело командир экипажа сообщал, что видно сквозь просветы в облаках: Альпы, побережье Греции, греческие острова, — и пассажиры тут же бросали свои дела и кидались к иллюминаторам.
Наконец, было объявлено, что самолет приближается к Израилю и аэропорту Лод. Те, кто сидел справа от прохода, видели зелень полей, а затем черный асфальт. Когда через несколько минут самолет легко приземлился и остановился, пассажиры разразились аплодисментами — то ли в честь мастерства пилота, то ли в честь окончания долгого полета и посадки на израильской земле в целости и сохранности, — этого ребе не знал. Но заметил, что у Мириам влажные глаза.
Командир произнес на иврите:
— Благословен будь, ступающий на землю Израилеву, — а затем по-английски: — Добро пожаловать в Израиль.
Только что прошел дождь, и пассажирам пришлось шлепать в аэропорт по лужам. Джонатана крепко держали за руку, чтобы он их обходил. Воздух был мягок и свеж, как майское утро.
За стойкой таможни клубился народ, встречая друзей и родственников. Следя одним глазом за багажом на транспортере, Мириам и ребе искали среди встречающих лицо, напоминающее фото тети Гиттель из семейного альбома многолетней давности. К тому моменту, как они прошли таможню, толпа здорово поредела, но все равно никто тетю Гиттель не напоминал. И только когда они устроились на скамейке и Мириам стала рыться в сумке в поисках адресной книжки, примчалась та, озабоченно спрашивая:
— Вы Смоллы? Ты Мириам?
— О, Гиттель!
Гиттель прижала Мириам к груди, потом застенчиво протянула руку ребе. Он взял ее за руку и поцеловал в щеку.
— А это Джонатан! — Она порывисто прижала мальчика к себе, отпустила и отошла назад, чтобы взглянуть на всю семью. Теперь она была готова приступить к делу.
— Машина не заводилась! В дождь начинаются проблемы с аккумулятором. А сегодня впервые за несколько недель после засухи пошел дождь — это вы его с собой привезли. Хороший знак. Вы голодны? Хотите кофе? Нет? Тогда в путь.
Махнув