Но еще миллионов пятнадцать по сути дела «перебивались случайными заработками» в родных колхозах, и Пантелеймон Кондратьевич был этим очень сильно недоволен. И на очередном совещании вышел с простым предложением:

— Я думаю, что надо бы этих дармоедов к какому-нибудь полезному делу пристроить.

— Меня восхищает ваш творческий подход к вопросу, — съехидничал Лаврентий Павлович. — Никто в стране не догадывался, что дармоедов кормить накладно, и тут вы всем нам буквально глаза открыли!

— Это я еще не открыл, — довольно флегматично ответил товарищ Пономаренко. — Но ждать с открыванием не буду, так что давайте обсудим вот что: у нас в селе каждый год три миллиона школьников школы заканчивает, и поступило предложение — из Госплана поступило — для таких школьников на предприятиях ВПК — и я тут имею в виду филиалы — организовать учебные центры по типу ФЗУ. Если потом эти школьники в большинстве своем останутся в городах и займутся промышленным производством, то через десять лет проблема «лишних людей» на селе у нас рассосется.

— А учредить такие училища в армии? Ведь половина этих школьников — мальчишки, они мимо армии всяко не проскочат.

— А половина — девчонки. Вот тут в Госплане списочек подготовили, кому на какие специальности кого и где обучать, я на неделе по всем предприятиям его разошлю, а вы проследите…

— Проследить за чем? Чтобы директора эту бумажку прочитали?

— Обучать их будет нужно работе на станках и оборудовании, которых у нас пока почти и нет, и вот сосредоточиться на выпуске такого оборудования…

— А чем будет заниматься, скажем, минстанкострой?

— Здесь имеется в виде оборудование весьма сложное и высокотехнологичное, станкострой две трети их этого списка не то что не потянет, но даже не поймет, как это вообще изготовить можно. Ладно, по швейным машинам нам германские товарищи все потребности закрыть пообещали, кое-что мы уже договорились у итальянцев приобрести. Но вот все остальное… товарищ Якубовский считает, что иностранцам даже знать не следует о том, что мы это производить собираемся!

— Ну, с министром обороны спорить — идея так себе. Однако он должен понимать, что бесплатно такие программы не делаются…

— Лаврентий Павлович, Иван Игнатьевич об этом прекрасно знает, и Госплан программу финансирования вчерне подготовил. Но нам необходимо уже получить точные данные от конкретных предприятий по их возможностям производства по каждой их перечисленных позиций.

— Ну да, там все бросят и будут банкозакатывающие машины делать вместо ракет и самолетов…

— И кому вы это рассказываете? Девяносто процентов этих филиалов к основной производственной программе вообще отношения не имеют! Сейчас предприятия ВПК выпускают чуть больше сорока пяти процентов промышленных товаров бытового назначения, тридцать почти процентов продукции сельскохозяйственного машиностроения. И больше половины продукции станкостроения — так что, они не смогут эту непрофильную деятельность слегка увеличить? За государственный счет, между прочим…

— А людей селить…

— Именно поэтому и нужны данные по каждому предприятию: Госплан должен четко знать где, сколько и когда строить. И мы отдельно просим в эту работу головные предприятия вообще не вовлекать, поскольку самолеты, ракеты и… и бомбы нам нужны куда как больше, чем даже самые красивые плащи и самые удобные туфли. С ракетами-то у нас вроде проблем нет?

С ракетами особых проблем в СССР не было. А были проблемы совершенно рядовые, в чем-то даже традиционные. Практически такие же, как и в любой другой отрасли народного хозяйства: не всех всего сильно не хватало. Поэтому каждое ОКБ старалось выцарапать себе из бюджета денежек побольше, остальным оставив, соответственно, поменьше. Особенно на этот поприще старался себя обеспечить Сергей Павлович, причем старался, по мнению Михаила Кузьмича, используя крайне неправильные средства. То есть Янгель искренне считал, что Королев обещает то, что сделать — в обозначаемые сроки и с указанными затратами — невозможно в принципе.

А вот что сделать можно, он знал прекрасно. И в «соревновании» с товарищем Челомеем он одержал победу — по части баллистических ракет одержал. Подойдя в решению дилеммы «вес-прочность» с позиции несколько «консервативной», он сумел спроектировать боевую ракету (с тремя двигателями на первой ступени вместо четырех у Челомея), которая и летала несколько дальше, и бомбу помощнее могла поднять. Ну и стоила… на самом деле хоть немного, но все же дешевле стоила. Так что товарищ Неделин «исполнил обещание» и ракеты УР-200 и УР-300 с вооружения снял.

Ну снял — так снял, у Владимира Николаевича «внезапно» появилось сразу двенадцать «совершенно свободных» трехсоток — так что ему удалось сильно продвинуться в работах по программе «Алмаз». Пока Королев запускал свои «Востоки», демонстрируя миру «советский мирный космос», Челомей готовил уже свои орбитальные корабли. За шестьдесят третий и шестьдесят четвертый годы на «Востоках» в космос полетели семь космонавтов (из которых двое были вообще женщинами), а на «Рассветах» больше в космос никто не поднимался. То есть до декабря шестьдесят четвертого не поднимался, а в декабре с интервалом в две недели были запушены два пилотируемых корабля, причем каждый с тремя космонавтами.

Пресса про эти полеты упоминала вообще вскользь: мол, полетели сразу трое, вот какие молодцы советские инженеры! Еще немножко газеты поподнимали гордость советского народа за космические рекорды длительности полета (восемь суток и вообще две недели) — и, собственно, всё. А о том, чем все это время космонавты там занимались, описывалось короткой фразой «выполняли научные эксперименты».

Ну, выполнили, освоили «высокую науку». Поэтому в середине января, когда в космос поднялся следующий «Рассвет», только на третий день советские газеты сообщили о том, что корабль пристыковался к ранее выведенной научной станции «Алмаз», перешли в эту станцию — и опять занялись «научными экспериментами». Но и в самом-то деле, чем еще заниматься на научной станции?

Для УР-500 вывод «Алмаза» на орбиту стал уже двенадцатым подряд успешным полетом. А для товарища Неделина «Алмаз» стал поводом для того, чтобы верить обещаниям Владимира Николаевича практически абсолютно. Просто потому, что уже перовые снимки с орбиты, сделанные не автоматом, а человеком (хотя пока и переданные на Землю с помощью радио, в довольно низком разрешении) помогли столько нового и интересного у супостата увидеть!

— Одно жалко, сами пленки мы раз в месяц получать сможем, — немного, и с явно демонстрируемой улыбкой «попенял» Митрофан Иванович Челомею, разглядывая фотографии.

— Ну почему же? Я не насчет «жалко»,