И люди в дворике замерли, взволнованные услышанным, боясь нарушить необыкновенную тишину.

И в этой тишине раздались равномерные шаги магистра оффиций, как метроном, отсчитывающий последние мгновения жизни великой личности.

Магистр подошёл к императору с серебряным подносом, на котором лежал золотой венец.

Тиберий с трудом приподнялся, сел на своём ложе, взял венец и возложил его на голову Маврикия, склонившегося перед ним. Проделав это с усилием, он в изнеможении опустился обратно на своё ложе.

Вслед за этим в дворик вошли два экскувита, торжественно внесли длинную мантию из бархата пурпурного цвета.

Они подошли к Маврикию, и патриарх облачил нового императора в эту мантию.

Раздались крики приветствий: «Да здравствует император Маврикий!..»

Тиберий уже не обращал на это внимания: по его знаку его вынесли из дворика… В ушах у него всё ещё стояли восторженные крики, предназначенные его преемнику…

Этой же ночью он скончался. Саркофаг с его телом перенесли из дворца на Евдоме в императорский дворец и установили в Золотой палате, в Хрисотриклине, для прощания с ним народа. И толпы простых горожан устремились к императорскому дворцу.

На следующий день саркофаг с телом императора торжественно проводили в последний путь, в храм Святых Апостолов.

Вскоре после этих событий пришло сообщение из Сингидуна, от Сифа, начальника крепости. Тот сообщал, что город Сирмий внезапно охватило пламя, он весь сгорел до основания. И авары, поселившиеся там, бежали, спасаясь от огня. И больше они там не появлялись.

Глава 25. Маврикий

Май 583 года с самого начала выдался знойным и душным. Поэтому Маврикий работал обычно с утра пораньше, по холодку, пока было свежо. Работал он с письмами, указами и распоряжениями в своём кабинете, доставшемся ему от его тестя, Тиберия. Правда, он переделал его немного, чтобы он не напоминал ему о предыдущем его хозяине. Рабочий стол он не только увеличил в размерах, но и переставил на новое место: ближе к окну, из которого открывался вид на пролив Босфор и азиатский берег…

От этих мыслей его отвлёк секретарь Лангин, деликатно постучав в дверь. Он уже знал этот стук и громко крикнул:

– Входи, входи, Лангин!..

Лангин вошёл, поздоровался. Это был молодой, приятной наружности секретарь, способный в своём деле составления важных документов.

Слегка наклонив голову в знак уважения императора, он открыл было рот, собираясь что-то доложить, но в этот момент сильный толчок потряс всё здание дворца… Секретарь не удержался на ногах, поскользнулся на гладком мраморном полу и неловко упал.

Маврикий мгновенно понял, что это землетрясение, вскочил с кресла и бросился на помощь ему… Но тоже упал от следующего сильного толчка, за которым последовала серия слабых толчков… Он вскочил, помог встать секретарю, и они выбежали из кабинета под звон падающих на пол каких-то предметов… В коридоре и дальше по всем лестницам и переходам дворца в панике бежали охранники, придворные, женщины и дети, с одним желанием скорее выбраться из здания дворца… Маврикий, увидев в этой толпе своих семейных, бросился к ним, подхватил под руку супругу, увлёк её за собой, заметив, что секретарь тоже помогает женщинам и детям… И вся эта толпа, выбежав из дворца, направилась к храму Святой Софии, стены которой были достаточно прочными и выдерживали сильные землетрясения.

Там, переведя дух, они успокоились.

За разговорами они не заметили, что толчки затихли.

Маврикий с семейством и придворные вернулись во дворец.

И там уже секретарь доложил ему то, на чём был прерван его доклад:

– Прибыло посольство от кагана Баяна!..

– Сколько человек?

– Всего с полсотни!

– Значит, будут что-то снова клянчить! – язвительно усмехнулся Маврикий.

– Да, похоже, ваше величество! – подтвердил секретарь его догадку.

– Тогда назначь им приём… Денька через три!.. И на приём пригласи референдария, казначея и адвоката!..

Секретарь поклонился ему и вышел из кабинета.

Маврикий задумался о том, с какими ещё новыми пакостливыми требованиями приехали варвары.

– Сначала каган просил у нас слона! – обратился он на следующий день к чиновникам. – Он не видел их и был заинтригован рассказами о них! И мы послали ему слона. Так он только раз глянул на него и сразу же отослал назад… Хм!.. Затем он пристал с тем, чтобы мы изготовили ему и прислали золотое ложе. С ложем он поступил так же, как и со слоном!.. Что ждать от него на этот раз? – задал Маврикий вопрос советникам.

– Он потребует увеличить ежегодную выплату золотых! – подал голос квестор.

Квестор Евфалий, скряга, чуть ли не заболевал, когда у него выпрашивали лишний золотой или два на государевы расходы. А сейчас он притащился на совет к императору еле живой, чувствуя своим хлипким организмом непомерно большие затраты, на которые его будут уговаривать.

– В казне денег нет! – сразу заныл он. – Там мышь с голоду умрёт! Этого наглеца, кагана, десятком тысяч не удовлетворить! Он потребует увеличить выплату до ста тысяч! У нас же в казне не набрать и пяти! – чуть не заплакал он, обращаясь к императору. – И мне придётся идти по миру с протянутой рукой!..

После долгих споров решено было отказать кагану, если речь зайдёт о деньгах.

– Но это же война! – вскричал комит федератов.

– Ты можешь предложить иное?! – впился в него глазами казначей, сразу оживившийся, сообразив, что отстоял государеву казну.

В этот день все разошлись недовольные собой и сложившейся в империи ситуацией.

Во главе посольства аваров приехал на этот раз новый посол, неизвестный ещё в Константинополе.

После того как посол, по обычаю, был представлен императору, ему дали возможность высказать, с чем пришёл он как посол кагана.

– Государь, ты выполняешь условия договора! – начал посол с пафосом речь, очень похожую на речь Таргития, который обычно кичливо излагал наглые требования кагана, нахально перевирая то, что записано было в договоре. – Так прибавь сверх того, что в них указано, чтобы не в обиде был каган Баян! И каган рассчитывает, что ты, ублажив его зрелищем подаренного тобой слона и утешив золотым ложем, не будешь мелочиться из-за каких-то ещё двадцати тысяч золотых, которые он просит на прокорм своего многочисленного войска!..

Посол перевёл дыхание, затем продолжил с пафосом свою речь, не хуже Таргития:

– Чтобы не пришлось ему выпускать, как ни хочет он этого, свои войска на земли империи, Мезию и Фракию, чтобы они кормились там!..

Маврикий побледнел. Так же когда-то бледнел и Тиберий, слушая вызывающие речи послов кагана.

– Да, мы послали дары кагану, чтобы почтить этим его как мудрого кагана, умеющего ценить нашу