Итак, я очухался, проморгался и вообще пришёл в себя. Пусть и частично, но вполне достаточно, чтобы обнаружить около себя взъерошенную Ольгу, крепко вцепившуюся в мою руку. На щеке жены красовался листок пластыря, а левый ботинок перемотали чем-то типа скотча. В остальном супруга выглядела живой, целой и даже где-то счастливой. Надеюсь, из-за встречи со мной.

Чуть дальше физиономиями в пол лежали Лис и его любимая начальница, причём азиата заломали так, что он только глухо ругался не по-нашему. Диана лежала неподвижно и молча. Обоих караулили четверо бойцов довольно покоцанного вида. Невероятным количеством бинтов и повязок щеголяла и троица здоровяков за спиной Самойлова. А вот сам Виктор Семёнович смотрелся так, словно только что вернулся из прогулки по парку: свеж, бодр и чисто выбрит.

Хробанов и Лифшиц не могли демонстрировать утреннюю свежесть, зато глядеть на них было очень даже забавно. Стояли они рядом друг с другом и держали забинтованные руки на подвязках: один левую, другой правую. Кроме того, у Ивана нашего Ивановича протянулась повязка через всю его неприятную рожу. Похоже, кто-то клюнул его в правый глаз, до кровавого пятна.

Троица моих подопечных девиц испуганно жалась к парочке своих коллег мужского пола, умудрившихся дожить до этого момента. Выглядели мужики тоже не ахти. У одного в руке была палка, на которую он опирался с самым болезненным видом. Странно, как они этого инвалида вообще умудрились сюда дотащить. Второй своим перебинтованным черепом весьма походил на бойца, выжившего после смертного боя.

М-да. Так вот как выглядят две калеки три чумы.

– Это и всё? – спросил Самойлов, обращаясь то ли ко мне, то ли к кому-то за моей спиной.

– В общих чертах, – пошевелился я. Ольга поцеловала меня и крепко обняла. – Привет, милая. Какими судьбами?

– Проездом, – хмыкнул Виктор Семёнович и протянул мне руку. – Поднимайся, проводник …ев. Когда в следующий раз соберусь на грёбаное кладбище, обязательно попрошу, чтобы ты проводил. Глядишь, в какой-нибудь кабак попадём.

– Не собственною волей, – указал я на лежащую Диану, – а токмо волею пославшей мя супруги.

– Догадались. – Мне показалось, начальник охраны хочет приложить лежащую женщину носком ботинка. – Особенно после того, как эти дебилы, – Лиса он всё-таки пнул, – сначала направили на нас пушки, а потом ещё и захлопнули дверь перед самым носом.

– Ты как? – перебила его Ольга.

От былого равнодушия и презрения в жене и следа не осталось. Надо почаще выходить вместе подышать свежим воздухом. Но куда-нибудь в другое место.

– Жить буду, – вспомнилось сновидение с Оксанкой, – наверное.

– Давайте ваши сюси-пуси потом, а? – Самойлов подтолкнул меня к Хробанову. – Чел за жисть желает перетереть. Короткая она больно.

Хробанов пожал мне руку, ибо его ранение позволяло, а вот Лифшицу нет. Вблизи Сергей Николаевич выглядел ещё хуже. От былого голливудского лоска не осталось и следа. Взгляд словно потух, а серое лицо покрывала щетина неприятного вида. Иван Иванович же улыбался какой-то странной улыбкой, и его уцелевший глаз сверкал совершенно безумно. Что его так возбудило? Жопа лежащей Дианы, где лоскут вновь оторвался, открыв кусок округлости?

– Д-доброго дня. – Хробанов заикаться, что ли, начал? – Если только дня и если только доброго.

– Злой ночи, – хихикнул Самойлов и подтолкнул Ольгу к учёным. – Иди, милая, потом позажимаетесь. Жена твоя, суслик, молодцом, кстати, держалась, пока другие жидким обсирались. Вон тех двух кретинов вообще на себе пёрла, пока е…ные пауки остальных на куски дерибанили.

– Здоровые, чёрные? – уточнил я.

– Они самые. – Самойлов сплюнул. – Вам, как посмотрю, тоже вломили по самое не балуй. Кстати, от кого вы так сваливали? Я в дырку заглянул – пусто.

– Старый знакомый. – Внезапно я подумал: если в смерти Казимира виноват Зверь, то где Теодор и что, собственно, означала та надпись? – А вломили нам да, классно.

– Д-давайте вернёмся к делу. – Хробанов присел на корточки и дрожащими руками расстелил на земле листки карты. – Я совершенно запутался и перестал понимать, куда следует идти.

Некоторое время я следил за движением тонкого дрожащего пальца, рисующего, каким путём двигалась вторая группа. Всё это время Лифшиц нависал над Хробановым и отпускал какие-то совершенно неуместные и откровенно идиотские комментарии, смысла которых я не понимал. В конце концов, когда одноглазый завернул что-то о тысячеглазой хранительнице средних пределов, я не выдержал и остановил рассказчика. Тем более мне показалось, будто он и сам не очень понимает, куда именно указывает его перст.

– Что с ним? – спросил я у Самойлова. – Крыша уехала?

– И уже давно, етить, – почти весело откликнулся Виктор Семёнович. – К сожалению, это выяснилось чересчур поздно. Понасобирали, …дь, сплошных у…ков! Одни заговоры, етить, устраивают, а другие… другие, …дь, вообще полный …дец!

– М-моя вина. – Хробанов печально качнул седой поцарапанной головой. – Когда его порекомендовали в качестве опытного оккультиста, я не удосужился затребовать его биографию. Лишь перед самым выходом узнал кое-какие подробности, но Пётр Степанович настоял. Сказал, дескать, не помешает.

– Не так он говорил, – хрюкнул Самойлов. – «Лишний хрен жопе не помеха» – вот как он сказал. А типа этого я тоже вспомнил. Ещё в бытность ментом видел урода в ориентировках. Подзабылось, правда.

Лифшиц глухо захохотал и отошёл. Я проводил его взглядом и, только убедившись, что Иван Иванович мирно прильнул спиной к стене пещеры, кивнул Хробанову:

– Так в чём фишка-то?

– Он действительно очень опытный и знающий оккультист. Был, по крайней мере. Называл себя служителем Перуна и возглавлял секту прометеистов-огнепоклонников. Их подозревали в похищении и сожжении людей живьём. В основном детей.

– А доказательств – фигушки, – подтвердил Самойлов. – Поэтому и за жопу взять не смогли. А тут эта …дь давай чудить: пару раз едва не угробил всю группу дурацкими выходками, глаз, вон, себе выдрал, за каким-то хреном. А теперь совсем с катушек съехал, бормочет всякую дичь и хихикает, как дебил.